K Side: Purple (2)

[Леди Гарет]

#K_Project, перевод. Оригинал тут

Название: K Side: Purple (пост #1, пост #2)
Автор: GoRA Orange (Судзуки Судзу)
Перевод: Lady Garet
Оригинал: K SIDE: PURPLE 07, 08, 09, 10, 11, 12; EXTRA: HOMETOWN SAKE перевод на английский Naru-kun
Форма: вторичный перевод официального рассказа
Пейринг/Персонажи: Мишакуджи Юкари, Мива Ичиген, Хабари Джин, Шиоцу Ген, Годжо Сукуна
Категория: джен
Жанр: повседневность, приключения, драма
Рейтинг: R (за жестокость)
Примечание: Новелла "K Side: Purple" была опубликована в сборнике "K All Memories" в 2021 году. Иллюстрация найдена здесь. Иллюстрации к эпизодам из последней главы by @tounyu_shouga
Отдельной книгой новелла вышла в 2024 году, также туда был добавлен бонусный рассказ "Сакэ из родного города"



Начало (части 1-6)

Окончание (части 7-12)

Часть 7

Осень прошла и наступила зима.
Примерно в то же время Хасэ начал понимать, что сильная сторона Юкари заключается в уверенности «глаза».
Гораздо быстрее обучаться через показанное действие, чем через потраченные на его описание слова. Меч Юкари становился всё более чистым с каждым днём, когда он переключался на реальную тренировку взамен рутинной.
Только в первые две недели он смог скорректировать «предположение». Он бросал вызов Хасэ, поражая весь его дух, и к концу урока бывал истощён до такой степени, что не мог стоять. Повторяя это изо дня в день, Мишакуджи начал видеть привычки и пробелы Хасэ и то, что сам называл «некрасивым». Не было другого способа узнать это, кроме как позволить Хасэ наносить полновесные удары Юкари, который был резким, точным и одержимо дерзким, как зверь.
День закончился колотой раной.
Когда он попытался подобраться к его груди после броска в «три быстрых шага», конец меча задел грудь Юкари.
Он отступил, всё ещё пытаясь остаться в строю, и тут наконец достиг предела.
Он сделал всего один шаг и сразу упал на колено. Он стиснул зубы, не желая показывать боль, и его меч всё ещё был у него, но это, похоже, был предел.
— Ладно! На сегодня всё!
Объявив это, Хасэ тяжело выдохнул. В зимнем холоде от всего тела валил пар. Хасэ слегка улыбнулся, гадая, не устал ли он от соперничества с Юкари.
— Большое спасибо.
Юкари выглядел просто ужасно. Его покрытое потом тело было всё в синяках. Он был уже не в состоянии «бить» и не мог не страдать от травмы, но проблема заключалась в том, что в эту холодную погоду он всё ещё был на улице раздетым. Хасэ достал из своей сумки одежду и накинул её на голову Юкари.
— Учитель? Это..?
— Хм. В эти дни холодно. Если ты простудишься, то не сможешь быть противником, надень это.
Говоря это, Хасэ был доволен собой. Сам Хасэ никогда не простужался, но в последнее время многие знакомые из Ниибангая заболели, поэтому он подготовил одежду, поскольку решил, что должен позаботиться о теле своего ученика.
Он жил скучно, но, погрузившись в состояние самодовольства от того, что может произвести хорошее впечатление, он заметил, что Юкари смотрит на одежду со странным выражением.
— Что случилось? Можешь ли ты взять это без колебаний?
— О, простите, когда вы это стирали?
— Этим можно пользоваться ещё пару дней.
— Спасибо за ваше отношение.
Мишакуджи быстро произнёс это и отбросил одежду назад.
Метнувшись, чтобы поймать её в воздухе, Хасэ обиженно посмотрел на Юкари.
— Юкари. Я думаю, что нехорошо свысока смотреть на благосклонность людей.
— Я думаю, что лучше стирать то, что носишь в течение нескольких дней.
Под ледяным взглядом Юкари он покачал головой. Его удивляли подобные вещи. Представление о гигиене Хасэ, который долгое время был один и иногда жил на улице, похоже, сильно отличалось от представления Юкари.
Глядя на Хасэ, Юкари глубоко вздохнул.
— Если у вас много одежды, можно мне её постирать?
— Что? Нет, я не могу довести тебя до этого.
— Если учитель грязный, у меня неприятности, поэтому я вынужден делать что-то подобное.
— Ох…
— После того, как примете душ, вы пойдёте к себе домой. За это время, пожалуйста, приготовьте стирку. Я быстро с ней справлюсь.
— Ну, да. Так что… ну… Оставляю это на тебя.
Хасэ смутно чувствовал, что попал под власть своего ученика после его наставлений. Застоя не было.
В этот момент из-за пустыря донёсся голос.
— Мишакуджи-чан!
Юкари дёрнул плечом. Когда они оба вместе устремили туда взгляд, то за забором, ограждавшим пустошь, увидели Саюри. Она стояла, уперев руки в боки и нахмурившись. Похоже, даже Хасэ заметил, как она наливается гневом.
Через некоторое время Саюри вышла на пустырь. Увидев Юкари в поту и в синяках, она разозлилась ещё больше. Схватив Юкари за запястье и глядя на Хасэ в упор, она произнесла пронзительным голосом:
— Хасэ-сан. Я должна сказать, чтобы вы этого не делали.
— Хм, нет, ну, правда… Это…
«Это» делалось для блага Юкари. Ну, в самом деле, если мальчик, который никогда не делал ничего подобного, приходит домой с синяками по всему телу, то родитель должен забеспокоиться.
— Прежде всего, Хасэ-сан, ваша работа — решать проблемы в Ниибангае, верно? Почему вы причиняете боль Мишакуджи-чану?
— Но Саюри-сан. Тренировки с мечом связаны с некоторыми травмами.
— Вот оно что! Я велю вам прекратить тренировки!
Саюри отчаянно закричала, и Хасэ невольно попятился. Он не испугался противника с ножом, но гнев Саюри был ещё сильнее. Хасэ отступал, словно прося о помощи.
Вдруг Юкари взял Саюри за руку и мягко сказал:
— Сестрица. Идёмте домой.
Саюри перевела суровый взгляд на Юкари. Тот продолжил со спокойной улыбкой.
— Я весь в поту, поэтому хочу принять тёплый душ. Если ничего не предпринять, то я простужусь.
— Юкари, ты…
— Учитель. Пожалуйста, соберите вашу одежду. Я зайду позже.
Саюри открыла рот, чтобы возразить мягкому голосу Юкари, но потом, сдавшись, покачала головой.
Она оглянулась на долину, напомнила ему, что «эта история закончится позже», и покинула пустырь так, словно пошла у Юкари на поводу.

* * * * *

Когда Юкари вышел из душа, Саюри сидела на стуле в баре Ханаварабэ.
— Давай кое-что сделаем?
Пока Юкари расчёсывал волосы, Саюри смотрела на него и медленно качала головой. Она жестом подозвала его к себе. Юкари послушно сел на стул рядом с ней.
Некоторое время длилось молчание.
Юкари догадывался, что имела в виду Саюри. Он тонко пронюхал это ещё раньше. Он знал, что она впервые обратилась к Хасэ с такой претензией, но не был особенно удивлён.
Она хотела, чтобы он прекратил заниматься с мечом.
И его ответ был решён без раздумий. Саюри уже понимала это. Что бы она ни говорила, она не сможет изменить решение Юкари.
Наконец Саюри произнесла:
— Это не клубное занятие?
Юкари медленно моргнул.
— Ты же ходишь в школу, верно? Клуб кэндо или что-то подобное. Думаю, что туда трудно попасть сразу со второго года занятий, но если это будет хорошо для Мишакуджи-чана, то я уверена, всё получится, потому что так будет лучше.
Сказав это, Саюри замолчала.
Юкари задумался. Как он может передать свои чувства, не обидев этого человека?
Только вскоре он отказался от этой идеи. Неважно, что он скажет, но когда он причиняет боль, то причиняет боль. Поэтому он должен быть честным, точным и говорить правду. Она уже была к этому готова.
— Мне не интересны школьные мечи. Я учусь у этого человека, потому что его меч прекрасен.
Лицо Саюри нахмурилось. Она отвела от Юкари взгляд и облокотилась на стойку, словно готовясь к монологу.
— Но это странно. Каждый день ты приходишь домой с кучей ссадин. Но задача не облегчается, и на следующий день такие же повреждения наносятся снова. Если так пойдёт, то тело Мишакуджи-чана будет изуродовано.
Мишакуджи спросил себя, так ли это. Может быть и так.
Старшеклассники, которые вкладывают все свои силы в тренировку с мечом, встречаются не так часто. Он также понимает, почему Саюри беспокоится. Однако…
— Но мне это нравится.
Саюри посмотрела на Юкари со слезами на глазах.
У Юкари было тягостное чувство, что никто иной, как он сам, довёл её до этого. Между ними не было кровного родства, но они проводили время вместе, как настоящие мать и дитя или даже больше. Он редко совершал ошибки или спорил. Это был первый раз, когда возникли решительные разногласия.
Глядя Саюри в глаза, Юкари медленно заговорил.
— Сестрица Саюри. У меня есть моё собственное будущее, хоть я и не вполне его себе представляю.
Когда его звали покинуть Ниибангай и пойти на подготовительное отделение старшей школы, он не пошевелился. Хотя у него были лучшие способности, чем у людей, Юкари не знал, как их использовать. С его собственными талантами он откроет лучшее будущее, похоже, Мишакуджи — не тот человек, который заинтересован в подобных вещах.
— Вот почему я хочу делать только то, что меня интересует прямо сейчас. Прекрасные вещи. Сияющие вещи. Как я могу стать таким? Красиво ли это? Это моя главная забота.
— …
— Не знаю почему, но сейчас для меня это меч. Для меня сейчас очень важно, насколько правильно я смогу выхватить меч и насколько резко смогу нанести удар. Вот почему я должен полностью погрузиться в это.
Сказав это, Мишакуджи оборвал свои слова, немного подумал, а затем продолжил.
— Простите, старшая сестра. Я не могу прекратить заниматься с мечом.
Лицо Саюри посерьёзнело, и она вздохнула.
Всем телом повернувшись к стойке, она закрыла глаза, словно о чём-то задумавшись. Юкари с болью взглянул на её профиль. Он вполне понимал чувства Саюри, которая не хотела смотреть, как наносят вред её семье.
— Я давно думаю, — наконец проронила Саюри. — Возможно, однажды Мишакуджи-чан сможет уехать куда-то далеко.
Юкари удивлённо распахнул глаза. Саюри взглянула на него и слабо рассмеялась.
— Потому что это правда, не так ли? Мишакуджи-чан, ты замечательный, умный и можешь всё. Я всегда думала, что ты слишком хороший мальчик, чтобы жить в таком впечатляющем месте, как Ниибангай.
— То есть…
— То же самое со всеми остальными. Ми-чан, Сейя-сан, Така-сан — так говорят все, кто знает Мишакуджи-чана. Это не подходит для Мишакуджи-чана. Должно найтись место получше и посветлее.
Юкари несколько раз моргнул. Он сжал кулак и медленно разжал его. Хотя он был недоволен тем, что видел перед глазами, он ничего не мог с этим поделать.
Увидев это, Саюри снова засмеялась. Она, поддразнивая, потрепала Юкари по щекам.
— Но ни в коем случае не меч. Я и представить не могла, что всё пойдёт в этом направлении. Что же, этого следовало ожидать от сына Варабэ-сан, не так ли? Ты любишь свободу, как и она.
В глазах Саюри появилась лёгкая ностальгия, когда она произнесла имя матери Юкари. Юкари не знал в подробностях, каким человеком на самом деле была его мать, которая умерла, когда он был маленьким. Так что он не мог ничего сказать.
Однако, если это так, они могли быть похожи.
Он не чувствовал никаких ограничений в том, чтобы делать то, что хочет. Если это врождённое качество, то оно могло быть унаследовано им от матери.
— Да, извини. Забудь всё, что я сказала. Я извинюсь перед Хасэ-саном позже. Мне очень жаль, что я сделала это странное заявление.
Немного поколебавшись, Мишакуджи обнял её. Саюри хихикнула и слегка ущипнула его за щёку.
— Но обещай мне одну вещь.
— Обещание?
— Если возможно, не причиняй себе вреда. Мишакуджи-чан должен всегда оставаться чистеньким.
Юкари сжал её руку. С его способностями сейчас трудно выйти невредимым из поединков с Хасэ. Он хорошо это знал.
И всё же он больше не хотел причинять боль этому человеку.
— Да, понимаю. Я обещаю.
Нарушать обещание некрасиво; думая об этом, Юкари дал отчётливый ответ.

Часть 8

При взгляде на вошедшего посетителя Така-сан широко раскрыл глаза.
Иссин Хасэ, человек, поселившийся в Ниибангае около полугода назад. Он был крупным мускулистым мужчиной, и если бы у него были способности, то его бы пригласили работать в этот бар «Крепкие парни»; впрочем теперь он уже зарекомендовал себя как «вратарь всего Ниибангая».
Стоя у входа в заведение, Хасэ выглядел смущённым. И это не удивительно. «Крепкие парни» являлся так называемым «туристическим баром», куда мог зайти любой желающий, но по всему магазину были хаотично разбросаны флуоресцентные неоновые вывески, греческие скульптуры в бондаже и яркие постеры с гей порно звёздами. С первого взгляда клиенты часто смущались, и некоторые сразу же покидали магазин.
— Сенсей, проходите.
Когда Така-сан поманил его, Хасэ с облегчением подошёл к стойке. Поместив своё гигантское тело на стул, он стал похож на одну из фигур в магазине.
Така-сан слегка рассмеялся, протягивая ему полотенце для рук.
— Добро пожаловать. Сенсей редко заходит к нам.
— Хм, ну, это верно. Я не слишком хорош в таких местах.
Така-сан был поражён этими словами. Поскольку Хасэ торопился сюда, его удивило, зачем тот пришёл, если не был в этом хорош, или же он просто при них так сказал.
— О, нет, нет! Дело не в вас, просто в этом месте нельзя выпить зелёного чая. Извините.
Така-сан невольно расхохотался. Похоже, Хасэ действительно не давалось общение, хотя бояться ему было нечего.
— Что ж, это верно. Вы, конечно, не будете пить?
— Хм, я не могу.
— Ах, шучу. Прошу прощения, у нас есть много других безалкогольных напитков.
Бросив взгляд в сторону, он задержал его на шеф-поваре Сатоши. Он увидел посетителя, поскольку в инструкции значилось, что гости приветствуются. Сатоши посмотрел вперёд и закричал, он вышел из-за стойки, чтобы остановить сотрудника, который вступил в спор с клиентом.
Потом Така-сан повернулся к Хасэ и сказал с мягкой улыбкой.
— Так что вы собираетесь делать, сенсей?
— Точно. Я закажу сакэ, которое смогу выпить.
— Да.
Така-сан взял шейкер. Несомненно, Хасэ зашёл сюда ради его сакэ. Бывают дни, когда ему всё ещё хочется выпить, несмотря на то, что ему нельзя пить алкоголь. Он уже давно занимается такого рода бизнесом, поэтому знает это.
Он добавил сироп, сахар и лимон к какао-ликёру и встряхнул. Перелив это в стакан, он влил туда газированной воды и с лёгким поклоном поставил стакан перед Хасэ.
— Вот, пожалуйста. Какао физз. В нём меньше алкоголя, так что пейте, не стесняйтесь.
— О, спасибо.
Хасэ взволнованно поднял стакан и сделал глоток. Глаза его расширились.
— Хм, приятно на вкус.
— Спасибо.
Така-сан улыбнулся. Хасэ снова наклонил стакан и сделал несколько глотков.
Интересно, что случилось?
За полгода после нападения бандита, Хасэ решил много проблем в Ниибангае. Было много людей, включая Таку-сана, которым он помог и которых защитил. К тому же его добродушие и то, что он никогда не хвастался своими достижениями, пришлось по душе соседям по Ниибангаю.
Тем не менее Така-сан не знал о Хасэ подробностей. Ми-чан и Сейя тоже. Ему было запрещено без необходимости совать нос в чужие дела, что являлось негласным правилом в Ниибангае, у обитателей которого было много душевных ран.
Поэтому Така-сан не заставлял его отвечать, а просто поддерживал непринуждённый разговор.
— Как прошли эти дни? Что насчёт Мишакуджи-чана?
Хасэ усмехнулся краешком губ. Глоток какао, а потом глоток слов.
— Его меч…
— Да?
— Я был прав. У этого мальчика хороший меч.
Какое-то мгновение Така-сан не понимал, о чём говорит Хасэ. Способности Хасэ — это грубая сила. Он уложил нескольких головорезов в мгновение ока. Така-сан не был уверен насчёт меча, но здравый смысл подсказывал ему, что Хасэ занимался этим много лет, и его технику нельзя превзойти даже наполовину.
Иначе говоря…
— Почему вы вдруг об этом спрашиваете?
— Я слышал, что вы обещали Саюри постараться избежать травм. До сих пор ваши удары не были щадящими, но, кажется, вы решили изменить это.
— …
— Слова «гений» здесь будет мало. Юкари — настоящий, как и его способности.
Разговаривая сам с собой, Хасэ поставил опустевший стакан на стойку.
— Налейте мне ещё.
— Да.
Готовя новый коктейль, Така-сан искоса наблюдал за выражением лица Хасэ.
Казалось, что Хасэ смеялся. Глаза его были прикрыты в задумчивости, губы сложились в лёгкую улыбку. Но Така-сан не знал, о чём он думал на самом деле. Что чувствуют люди, когда после долгих лет изучения чего-либо их превосходят те, кто занялся этим всего лишь полгода назад? Он был единственным, кто знал это.
— Он замечательный ребёнок. Вот так.
Наливая в стакан новый коктейль, Така-сан выглядел ещё более весёлым.
— Да, он действительно производит такое впечатление, верно? Мишакуджи-чан удивительный. Он уже давно всё умеет, он умён, у него красивая внешность. Странно, что он находится в таком месте, как это.
Хасэ горько улыбнулся, глядя на стакан, который подал ему Така-сан.
— Подобное место — это приветствие. Интересно, неужели это то, где я живу?
— Да. Ниибангай — безусловно, наше место. Но, в конце концов, это то ещё место, — самодовольно произнёс Така-сан, окинув взглядом магазин. Дородные мужчины в вечерних костюмах и женских платьях размера XL, обняв друг друга за плечи, держали стаканы и пели фальшивыми голосами.
— Что-то бросившие, от чего-то убегающие. Это снежная насыпь, притягивающая подобных людей. Мы проводим здесь много времени — такие как я, Ми-чан, Сейя, Саюри; нам негде остановиться, кроме как здесь.
Стакан Хасэ опустел. Така-сан бессознательно налил половину сакэ.
— Но Мишакуджи-чан совсем другой. Когда он вырастет, то, возможно, сможет улететь в большой мир, о котором мы не имеем понятия. Я думаю, что этот мальчик, в отличие от нас — тех, кто не способен вырваться наружу, сможет сам проложить себе путь.
Така-сан сказал это, чуть сузив глаза.
Мишакуджи Юкари, безусловно, воплощал в себе такую жизнь для людей из Ниибангая. Надежду и возможности. Способность уйти в те места, куда они никогда не смогут попасть. Вот почему все, кто любил Юкари, чувствовали, что он не подходит для этого места.
— Вырваться.
Внезапно лицо Хасэ стало ярко-красным, и гигант покачнулся. Така-сан поспешно переставил стакан.
— Боже мой, интересно, не слишком ли много я выпил? Воды, воды.
— Хм…
Хасэ посмотрел на воду, которую предложил ему Така-сан, и затрепетал от каких-то пьяных вспышек перед глазами.
— Я такой же. Интересно, не судьба ли привела меня сюда?
— …
Не разнюхивайте без надобности. Таково правило Ниибангая. У них у всех одинаковые раны, которые они не хотят выставлять напоказ.
Однако невозможно вечно жить со своей болью. Бывают моменты, когда всё-таки хочется вывернуть наизнанку раны, которые тщательно скрываются. В таких случаях слушайте историю молча. Это не являлось правилом Ниибангая, это было правилом Таки-сана.
— Как вы оказались здесь, сенсей?
Когда Така-сан налил воду, Хасэ оперся локтями о стойку, закрыл глаза и начал медленно говорить.
— Я предал своего друга и сбежал от него.

* * * * *

Недалеко от места, где родился Хасэ, находилось додзё Мива Мэйдзин-рю*.
Он не помнил, почему начал заниматься с мечом. По своей натуре он не был хорош в общении и считал, что размахивать палкой легче, чем играть с ребятами в школе. Пришедших со стороны людей, которые удосужились изучать старомодное фехтование, было мало, а когда они были моложе, их было ещё меньше, и среди них — только один ученик его возраста.
Это была школа Мивы Ичигена.
Мива был внуком владельца додзё, мальчиком, которого готовили к тому, чтобы он продолжил традиции стиля Мива Мэйдзин. Очевидно, по этой причине его строго обучали не только владению мечом, но также всем боевым искусствам и этикету. С мальчишеской точки зрения Хасэ, у Мивы, похоже, было мало свободного времени.
Однако он не понимал характера Мивы. Вокруг него всегда царила атмосфера весеннего ветерка, которая позволяла чувствовать себя расслабленным, просто находясь рядом с ним. Для Хасэ, которому не давалось общение, было не трудно находиться рядом с Мивой. Мало того, что он был товарищем по мечу того же возраста, но Хасэ и Мива считали, что подходят друг другу в плане личности.
Однако даже Хасэ часто не мог понять Миву.
Например, когда он занимался, держа в руках меч, был момент, когда он внезапно потерял голову. Если удар окажется неудачным даже на тренировке, будет больно. Поскольку Мива это знал, то должен был напрячь всё своё тело, но он просто смотрел куда-то вдаль и временами словно отсутствовал.
И Хасэ не мог атаковать его. Он должен был иметь множество слабых мест, однако возможности ударить куда-либо не было. Хасэ был охвачен предчувствием, что в тот момент, когда он нанесёт удар, последует нелепая контратака, и у него не было выбора, кроме как прекратить поединок с Мивой. Тем временем владелец додзё строго отругал их обоих.
— Эй. Что это, чёрт возьми, было?
После дня тренировки Хасэ наворчал на Миву.
Половина намеревалась выразить недовольство. Им обоим было приказано вымыть всё додзё в наказание за неуклюжую тренировку. Он спрашивал себя, почему ещё не сыт Мивой по горло, но не мог даже думать о том, чтобы победить Миву, если тот будет вести себя перед ним как ребёнок.
Пока он выжимал тряпку, которую только что достал из ведра, Мива таинственно спросил:
— Ты чего?
— Ну всё. Ты словно исчезаешь куда-то время от времени в разгар тренировки. Это трудно сделать, и я не могу справиться с тобой.
— А…
Мива слегка смутился.
— Это слова, которые приходят на ум.
— Слова?
— Да. Возможно, слова, которые обычно приходят мне в голову не связанными, в этот момент связываются между собой, и тогда мои мысли следуют за ними.
Его губы стали подобны мечу. Из своих долгих отношений с Мивой он знал, что тот его не дразнит.
— Я не знаю, почему.
— Да. До меня действительно не доходит.
— Я не могу понять то, чего ты не понимаешь.
Сказав это, Хасэ горько улыбнулся. Тот, кто засмеялся, — проиграл. Он взял в руки швабру, лежащую на полу, и пошёл убираться. Хасэ упрекнул Миву в том, что тот немного опоздал.
— Если эти слова сложатся вместе, дай мне знать.
Мива тоже слегка рассмеялся и ответил:
— Да. Я расскажу тебе, когда придёт время.
В будущем Мива станет владельцем додзё Мива Мэйдзин. Будучи другом Мивы, он получит статус учителя, временами они будут скрещивать мечи, обучая соседских детей технике владения мечом, и однажды услышат эти «слова». Примерно так Хасэ представлял будущее.
Поэтому когда он узнал, что Мива уходит из дома, то ничуть не удивился.
Руки Хасэ и Мивы Ичигена, держащие меч, почти сравнялись, но головы у них были разными.
Когда он услышал, что Мива будет зачислен в высшую школу страны, он рефлекторно подумал: «Этот парень всё сделает задолго до завтрака».
Но на самом деле он не понял. Почему Мива не стал наследником додзё? Что случилось с обещанием услышать «слова»? Бросает ли он заниматься с мечом? Хасэ со злости задавал эти вопросы быстро, один за другим.
Склонив голову, Мива выглядел немного смущённым.
— Нет. Конечно, я буду заниматься с мечом, где бы я ни был.
Затем с ласковым, как весенний ветерок, видом он добавил:
— «Слова» ещё не готовы. Как только они будут подготовлены, я покажу их тебе первому.
— В самом деле?
У Хасэ не было выбора, кроме как сказать это. Других слов не нашлось.
Разница между ним и Мивой была очевидна.
В первую очередь, он был непохож на него, не слишком общительного из-за своей невнимательности и не имеющего другого выбора, кроме как держаться за эту землю, размахивая своим мечом. Мива же был умён и обладал многими блестящими талантами. Он являлся человеком, который мог продвигаться вперёд, в большой мир для лучшего будущего. Просто Хасэ был таким сумасшедшим, что думал, будто должен быть всё время с ним.
— Не одиноко?
Слова, слетевшие с губ, удивили его. Он должен был радоваться успеху своего друга, но он сперва подумал о своих чувствах. Терзая себя, он думал, что это место будет другим без него.
Тем не менее, Мива улыбнулся и ответил:
— Мне тоже. Я буду учителем, который учит от всего сердца.
А потом Мива облетел весь мир.
Вскоре после исчезновения Мивы, Хасэ стал учителем в школе Мива Мэйдзин.
По-видимому, владелец додзё всё ещё хотел, чтобы Мива взял на себя управление додзё. Наставником мог быть только Мива, и он утверждал, что тот находится в середине «долгого отсутствия». Для Хасэ это не имело значения. Его не интересовали ни должности, ни звания, пока он мог жить, владея своим мечом, он думал, что такая жизнь самая подходящая для него.
Между тем прошло почти десять лет.
Мива пришёл однажды по воле случая.
Он слышал, что после окончания высшей школы тот устроился в зарубежную компанию по ценным бумагам и отлично справлялся с работой. Было бы неправдой умолчать о том, что его друг жил совершенно непохожей на него жизнью, и что он чувствовал себя одиноким, но когда он думал: «Вот в чём дело», — это была история, которую можно было стерпеть. Он считал, что нашёл нечто, что могло бы стать для него основой, так же как его жизнь с мечом.
Лицо его друга, которого он увидел спустя долгое время, казалось мёртвым.
Хасэ серьёзно посмотрел на него, и Мива улыбнулся, словно весенний ветерок, как в прошлом.
— Я болен. Я ушёл из компании.
Если приглядеться, под глазами у него плавали тёмные круги, а тело было худым. Хасэ оставалось только воображать, как могла бы выглядеть иностранная компания по ценным бумагам, но, возможно, там была неблагоприятная обстановка, которая нанесла ущерб телу, закалённому в тренировках с мечом. Хасэ встретил друга, который заболел и в итоге вернулся из неизвестной страны.
— Мива. Оставайся здесь навсегда. Это твой дом.
С улыбкой на лице, он мягко покачал головой.
— Нет. Это твоё додзё. Я решил найти приют подальше отсюда.
Хасэ распахнул глаза. Он не знал, о чём думал Мива.
Он сказал, что скоро куда-то уедет, хотя уже вернулся. Мива взял Хасэ за руку и сказал, задаваясь вопросом, появились ли подобного рода сомнения на его лице.
— Говорят, что мне нужен чистый воздух. Я смогу уйти спокойно, потому что ты стоишь во главе этого додзё.
— …
— Я потерял навыки стиля Мива Мэйдзин.
Когда он сказал это, Хасэ больше ничего не мог поделать.
Той же ночью Хасэ увидел Миву в комнате для занятий кэндо.
Мива надел пояс и спокойно взмахнул деревянным мечом. Скорее всего, он сделал это, потому что был болен. Ведь в этом додзё он провёл своё детство и юность. Мива, вернувшись после долгого отсутствия, думал, что это неизбежно: он захочет вдохнуть воздух этого додзё, даже если это сделает ему хуже.
— Я понимаю твои чувства, но не переусердствуй.
Он попытался крикнуть так, когда это увидел.
Мива взмахнул мечом, словно танцуя. Как будто бегущая вода текла непрерывно, также двигались его ноги и неотвратимый меч, никогда не оставаясь на одном месте.
Бесшумно, грациозно, без недостатка привычки — Мива легко управлялся с деревянным мечом.
Трудно было поверить, что этот больной человек в течение многих лет сторонился меча.
Неописуемое чувство дискомфорта поразило грудь Хасэ. Осознав это, он вошёл в комнату кэндо. Хасэ не остановился, даже когда Мива удивлённо оглянулся, заметив его.
Мива внезапно направил меч к его горлу.
— Мива, уладь всё со мной.
Хасэ, бессознательно взял в руку меч, который повесил на стену, и невольно поднял его.
Его налившиеся кровью глаза были широко открыты, плечи напряжены, а губы плотно сжаты. Когда Мива увидел Хасэ, на его лице появилась печаль.
— О, я…
— Ничего не говори. Я прошу тебя уладить всё со мной.
Затем Хасэ поднял меч на уровень глаз. Некоторое время Мива молчал. Его лицо было опущено, так что Хасэ не знал, какое оно имело выражение. Держа в руках деревянный меч, он хмуро сказал:
— Я не буду уменьшать количество ударов.
— Только попробуй. Я никогда тебе этого не прощу.
Мива смотрел прямо на Хасэ и держал свой меч на верхней линии.
Одно это заставило кожу по всему телу покрыться мурашками.
Он не хотел в этом признаваться. Он не мог простить его. Однако тот стоял перед Хасэ как тяжкий факт.
Мива был сильнее его. Намного сильнее.
Он не мог этого признать.
Хасэ был удивлён, что в нём скрывалось такое самолюбие. Он считал себя бескорыстным и жизнерадостным человеком, всего лишь владея своим мечом.
Но это означало, что если всё перевернётся, то у него останется только меч. Он думал, что не проиграет, даже если это будет Мива. Каким бы красивым, каким бы очаровательным он ни был в этом мире, — только меч. Он доверял только такому образу жизни, хотя где-то в глубине души считал, что он хуже Мивы.
Он был сокрушён.
В тот момент, когда он увидел танец меча, то понял, что оказался в ситуации, где он совершенно не может состязаться с Мивой. Тот был болен. Хасэ полагал, что он долгое время работал в компании.
Мива был гораздо более искусен, чем он, непосредственно занимавшийся с мечом.
Он не мог простить его.
Мива, нет. Он не мог простить себя самого. У руководителя оказалось недостаточно мастерства для того, чтобы обмануть его, притворившись, что не видит этого. В этот момент все чувства и рассуждения обратились в прах. Иссину Хасэ пришлось бросить вызов Ичигену Миве.
Лицо Мивы, держащего меч на верхней линии, было ясным. Знакомое выражение. Оно раньше появлялось у него, когда он тренировался, и его сердце устремлялось куда-то.
То выражение лица, когда рождаются «слова».
В такой момент он не мог его ударить.
У него возникало ощущение, что он получит ужасную контратаку, и он мог только отвернуться.
Но сейчас…
Если он не ударит его сейчас, то будет сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
— О-о-о-о-о!
Движимый мыслями о нём, Хасэ оттолкнулся от пола додзё. Обратный замах мечом снизу слева, казалось, отточенный до мелочей.** Он нанёс самый сильный удар в своей жизни.
И…

* * * * *

— Так что же произошло? — тихим голосом спросил Така-сан, глядя на Хасэ, который повалился на стойку.
— Фу…
Прижавшись лбом к стойке, Хасэ пожал плечами и рассмеялся.
— Конечно, я проиграл. Сколько бы я ни пытался, я не мог даже коснуться его мечом.
— …
— На следующее утро Мива уехал. Он оставил письмо.
Это было короткое прощание и «слово», в котором слова наконец соединились. Никаких извинений не было. Это спасло Хасэ.
— Следующим утром я ушёл из додзё. Я должен был однажды решить, что является моим собственным местом для жизни. Находиться там и дальше было невыносимо.
Когда он будет входить в додзё и взмахивать мечом, он будет вспоминать ту ночь. Едва он понял это, его жизнь потеряла смысл.
— Я сбежал. Ушёл из додзё той же ночью. Только потому, что не мог забыть Миву. Я оставил додзё, которое Мива поручил моим заботам, и учеников, которые доверяли мне, я спасался бегством и продолжал бежать до тех пор, пока не пришёл сюда.
Рассмеявшись глубоким гортанным смехом, Хасэ поднял раскрасневшееся лицо и сжал его руками.
— Я пытался принять то, что Мива был особенным. Тем чудовищем, которых небеса даруют лишь два или три раза. Потом появился Юкари.
Хасэ со смехом прикрыл глаза своей большой ладонью.
— Когда сегодня я увидел его движения, то вспомнил Миву в ту ночь. Движения похожие на танец, без остановки. Забавно, правда? После того, как я убежал от монстра, то в итоге встретил другого монстра. О-хо-хо…
Хасэ продолжал гортанно смеяться. А может, он и не смеялся. Подумав об этом, Така-сан деликатно отошёл в сторону.
— В конце концов, я ни на что не способен. Не смог победить его или простить себя за проигрыш. Сегодня я увидел Юкари и вспомнил его. Я бесполезный человек.
Така-сан считал, что есть два типа людей, которые презирают себя.
Те, кто хотят, чтобы вы это отрицали, и те, кто действительно так думают.
Сейчас Хасэ, по всей вероятности, относился к последним. Имелся противник, который жил с мечом, и он всё ещё не мог победить его. Така-сан думал, что неспособен в этот момент понять всё его разочарование, отчаяние и беспомощность. Страдание может понять только тот, кто его испытал.
Однако проблема с Хасэ всё ещё существовала.
— Мива, да? Я никогда с ним не встречался, но я благодарен этому человеку.
Когда Така-сан сказал это, Хасэ изумлённо поднял глаза.
— Потому что не будь этого человека, я мог бы умереть.
Хасэ смотрел на Таку-сана пьяным взглядом. Така улыбнулся, налил в стакан воды и протянул Хасэ.
— Разве это неправда? Если бы вы справились со своими чувствами к этому человеку, вас бы сейчас здесь не было. Тогда тот якудза зарезал бы меня, и я бы умер.
— …
— И не только я. Мишакуджи-чан тоже. Он мог быть серьёзно ранен, защищая меня, и этот мальчик мог умереть, если бы вы не вмешались. Верно?
Хасэ покачал головой, говоря тем самым, что не может как следует её повернуть. Така-сан вздохнул и посмотрел прямо на Хасэ.
— Возможно, вы проиграли. Возможно, вы сбежали, бросили и предали и пришли сюда. Но есть люди, которые были спасены.
— …
— Так что не говорите, что вы никчёмный, и тем более не говорите этого перед Мишакуджи-чаном, потому что он уважает вас.
— Он меня уважает?
Хасэ повторил это, как слова, которые услышал в первый раз. При этом взгляд его был устремлён в стакан.
— Но в итоге он станет сильнее меня.
— Но сейчас вы всё ещё учитель этого ребёнка.
Хасэ вслушивался в эти слова и погружался в глубину воды в стакане.
— Так что гордитесь и ведите себя как учитель. Не ради себя, а ради Мишакуджи-чана. Однажды, когда этот ребёнок покинет гнездо, вы сможете с гордостью сказать: «Иссин Хасэ научил его владеть мечом».
Некоторое время Хасэ молчал.
Така-сан больше ничего не сказал. Он считал, что это проблема Хасэ. В конце концов, выбраться из отчаяния и страданий Хасэ сможет только сам.
— Так, — наконец пробормотал Хасэ и полез за пазуху.
То, что он вытащил, оказалось мятым клочком бумаги. Он был слегка испачканным и покрытым пятнами от рук, а написанные буквы были нечёткими. Однако Хасэ прищурился, рассматривая драгоценное письменное сокровище, и пробормотал:
— Возможно, я пришёл сюда ради этого.

_________________
* Рю (流) — японский термин, обозначающий течение либо стиль в какой-либо области искусства или религии. В западных языках чаще употребляется по отношению к боевым искусствам.

** В английском переводе для обозначения этого удара использовано выражение «reverse kasaya».

Часть 9

— Мива Ичиген-сан? — вытирая с шеи пот, спросил Мишакуджи и покачал головой.
Это был привычный пустырь, который они использовали в качестве зала для тренировок. Хасэ объявил отбой, когда солнце село и пришло время заканчивать дневные занятия.
— Ох. Кажется, я когда-то говорил об этом, ну, он мой товарищ по фехтованию. Почему бы тебе не встретиться с ним? — сказал Хасэ, улыбаясь.
Возможно, с улыбкой он переборщил. Юкари слегка прищурился, повернулся к Хасэ спиной и начал собираться.
— Как ты думаешь, Юкари?
— Я не особо в этом заинтересован.
На повторный вопрос Хасэ Юкари ответил, не оглядываясь. Улыбка Хасэ была несколько натянутой, и пот, струившийся у него из подмышек, отличался от тренировочного. Но, к счастью или к несчастью, Юкари остановился, поэтому ему не нужно было думать о том, чтобы отвлечь его.
Однако Юкари был хитёр. Возможно, он уже заметил истинные намерения Хасэ.
— И всё-таки, если учиться в одиночку, то в конечном итоге застрянешь. Владение мечом можно усовершенствовать, только взаимодействуя со многими людьми. Ты хочешь стать сильнее, верно?
— …
— Я не могу просто смотреть, как твой талант мечника продолжает проявляться. Мива — надёжный друг. Я непременно хочу, чтобы ты увидел его меч.
Не успел он опомниться, как уже умолял. У Хасэ не хватало духу в этом признаться. С тех пор, как он выпивал в «Крепких парнях», его преследовала идея.
Свести вместе Миву Ичигена и Мишакуджи Юкари.
Вот зачем он пришёл сюда, в Ниибангай.
Способности Юкари к владению мечом намного превосходят способности Хасэ. Вполне возможно, что Хасэ сейчас сильнее только из-за разницы в телосложении и наработанном опыте. В дальнейшем Юкари будет неуклонно расти. В не слишком отдалённом будущем Хасэ больше нечему будет научить Юкари.
Но Мива Ичиген совсем другой. Этот непостижимый человек должен суметь принять талант Юкари к мечу. Хасэ был в этом уверен. Два монстра меча, с которыми он столкнулся в своей жизни, Мива Ичиген и Мишакуджи Юкари должны встретиться. К такому выводу пришёл Хасэ.
Однако даже когда он произнёс все эти слова, спина Юкари продолжала оставаться непоколебимой. Хасэ был готов сдаться Юкари, который, собрав свои вещи, поднялся.
— Его меч прекрасен.
Слова, сказанные в неподходящее время, заставили плечи Юкари дрогнуть.
— Самое прекрасное, что я когда-либо видел, — это меч Мивы Ичигена. Я хочу, чтобы ты увидел этот меч, который несравним с моим; только взгляни на него — и ты поймёшь.
В этих отчаянных словах не было лжи. Правда заключалась в том, что это запечатлелось в сознании Хасэ как самая прекрасная вещь в мире.
В ту ночь в зале кэндо Мива взмахивал мечом, словно танцевал в одиночестве.
У Хасэ не оставалось другого выбора, кроме как уйти, потому что это было слишком красиво.
— Юкари, обязательно…
Юкари медленно оглянулся на Хасэ. Увидев это выражение, Хасэ проглотил слова. Он был в ярости.
Неописуемый гнев, раздражение и недовольство появились на красивом лице Юкари. Впервые у этого мальчика было такое эмоциональное выражение. Не зная, откуда оно взялось, Хасэ смог только растеряться.
— Не делайте снова и снова одно и то же, — сказал Юкари вздрагивающим голосом. — Меня это не интересует. Довольно будет, если я смогу научиться владеть мечом у своего наставника.
— Всё же…
— Учитель…
Юкари повернулся. Он нахмурил брови и закусил губу так, словно готовился кого-то убить.
— Мой наставник говорит, чтобы я шёл куда-нибудь подальше, мне уйти?
Не понимая, о чём его спрашивают, Хасэ на мгновение внимательно прислушался.
— Что?
— Все это говорят. Думаю, я так и сделаю. Така-сан, Сейя-сан, Ми-чан, сестрица Саюри. Когда-нибудь я куда-нибудь уйду. Я собираюсь исчезнуть отсюда.
Его слова были знакомы Хасэ.
Именно это в ту ночь сказал Така-сан. Такой красивый и талантливый ребёнок, как Юкари, не подходит для столь безрадостного места, как Ниибангай. Он должен оказаться способным войти в более светлый мир.
— Похоже, это нормально. Я хотел не этого. Уверен, что однажды это произойдёт, поэтому я не прошу об этом.
Это должно было считаться надеждой. Это должно было восприниматься как благословение для будущего, для возможностей. Но…
— Все говорят, что для меня естественно так думать, и что это хорошо. Находиться не здесь. Когда-нибудь я должен уйти отсюда.
Юкари зашагал прочь. Словно боялся, что он увидит его влажные глаза.
Когда Хасэ заметил это, его чувства быстро сложились в осознание.
«О, что это? Этот парень…»
— Юкари. Ты думаешь, что я собираюсь избавиться от тебя?
Лицо Юкари сразу же покраснело. Как ребёнок, поражённый звездой.
Хасэ был готов рассмеяться и поспешно усилил контроль над лицевыми мышцами. Неважно, насколько он опытен, он знает, как несчастен человек, над которым смеются из-за его истинных чувств. Если он так сделает, Юкари не простит его до конца своей жизни.
— Нет, Юкари. Это не так.
Хасэ непринуждённо приблизился к Юкари. Когда он положил руку ему на плечо, то заметил, что плечо Юкари оказалось неожиданно маленьким. Конечно, ведь это было плечо пятнадцатилетнего мальчика.
— Все так говорят, потому что ты для них важен. И для меня тоже. Я не считаю, что ты надоедаешь мне, или что тебе следует уехать куда-нибудь подальше.
— …
Юкари опустил глаза, словно не мог в это поверить.
Возможно, было небезосновательно так думать.
Для Ниибангая Юкари — инородное тело. Красивый, благородный и талантливый. Даже если другие местные жители благосклонно примут его, всё равно невозможно не смотреть на него, как на чужака. Саюри и её друзья любят Юкари, но эта любовь скорее похожа на то, как выхаживают маленькую птичку со сломанными крыльями, а не на любовь к соотечественнику.
Как этот хитрый паренёк воспринимает это? Хасэ не мог полностью понять.
И всё же он, казалось, представлял себе это, пусть и смутно.
— Ни Така-сан, ни Сейя-сан, ни Ми-чан, ни Саюри-сан не хотят, чтобы ты уезжал далеко. Они зачем-то хотят, чтобы ты остался.
Юкари посмотрел на Хасэ взглядом, в котором не было удовлетворения.
— Тогда почему?
— Они не хотят, чтобы им причинили боль.
Эти слова слетели с губ Хасэ прежде, чем он успел подумать.
— Если они этого не сделают, то не смогут вынести тоски, потеряв тебя. Если ты не подготовишься заранее, то навредишь себе, когда придёт время, а ты не будешь к этому готов. Все этого боятся.
Пока Хасэ говорил, то заметил, что улыбается. Лёгкая улыбка была также горькой для него.
Тот, кто достаточно красив, мечтает остаться с ними навсегда. Всем известно, что подобные вещи — это просто фантазия.
Чем красивее мечта, тем больше она отличается от реальности. Можно представить себе, как больно оттуда падать. Вот почему они хотели заранее подстелить соломки, и Хасэ было понятно это болезненное чувство.
— Я никуда не ухожу.
Напряжённый голос по-детски дрожал. Хасэ был великолепен, и его главенствующая роль в этой ситуации была неоспоримой.
— Да. Тебе не нужно никуда уходить, но ты можешь пойти куда угодно.
— …
— Мы не хотим становиться помехой. Понимаешь, Юкари?
Спустя мгновение Юкари медленно выдохнул.
— Да!
Выражение лица Хасэ изменилось, и он начал собирать свои вещи. Юкари смотрел на него широко раскрытыми глазами.
— Хочешь вернуться домой? Если ты не пойдёшь домой и не примешь душ, то простудишься!
— Хорошо.
— Давай предоставим Саюри приготовить рис? Рис Саюри очень вкусный!
Хотя голос Мишакуджи был напряжённым и звенящим, однако он улыбнулся.
— Только учитель может такое сказать.
— Хм? Правда? Но хорошие вещи — это хорошо. Это единственное, что нельзя изменить.
— Изначально здесь вряд ли найдётся что менять, учитель.
Перебрасываясь подобными фразами, они вдвоём прошли через Ниибангай. Казалось, что с плеч свалилось что-то плохое. Ему потребовалось много времени, чтобы вспомнить, что Юкари был 15-летним мальчиком.
Однако по пути Хасэ наконец поднял этот вопрос.
— Ичиген Мива…
Во взгляде Юкари на мгновение отразилось напряжение, но оно быстро растаяло. Хасэ продолжил, восхищаясь наступившей ясностью.
— Я не буду заставлять тебя встречаться с ним. Если ты не хочешь этого, то нет смысла это делать. Забудь мои слова.
Как ни странно, образ той ночи в сознании Хасэ сегодня не казался таким горьким.
— Запомни вот что. Меч Мивы Ичигена прекрасен.
— …
— Когда ты захочешь увидеть нечто прекрасное, скажи об этом. Я могу написать сопроводительное письмо.
Юкари медленно моргнул. Хасэ заметил, как в глубине его глаз вспыхнуло что-то вроде пламени.
Хасэ неспешно, без улыбки, двинулся вперёд.

* * * * *

— Эй, Мишакуджи-чан, ты куда-то собираешься?
Ми-чан произнёс это с удивлением, смешанным с суровостью в его голосе.
Несмотря на субботний вечер, единственными гостями Ханаварабэ были Така-сан, Сейя-сан и Ми-чан. После секса в другом магазине, они продолжили свидание в Ханаварабэ и теперь напивались в хорошем настроении. Мишакуджи, напротив, удивляло то, что он никогда не видел места, где бы они не напивались.
— Я собираюсь встретиться с другом Хасэ-сана. Он живёт где-то в горах, так что завтра думаю съездить туда на денёк. Наверное…
Саюри взглянула на Юкари лишь краешком глаза. Сосредоточившись на мытье посуды, Юкари притворился, что ничего не заметил.
— Его друг связан с кэндо?
— Да. Давний друг. Он сказал, если я захочу увидеться с ним, то он напишет письмо, а ещё сказал, что люди там будут рады, и я могу пойти к нему прямо сейчас.
— Ну, тогда это учебная поездка. Сначала я подумала, что Мишакуджи-чан начал делать что-то странное, но ты полностью поглощён этим.
— Такими темпами Мишакуджи-чан вырастет… Мне отчего-то тоскливо…
Вздохнув, Ми-чан настойчиво потребовал стакан пива. Когда Така-сан, сидевший рядом с ним, улыбнулся и попытался что-то сказать, Мишакуджи тихо проговорил:
— Я обязательно вернусь.
— Э?
— Ниибангай — моя родина. Я вернусь.
Опухшие глаза, выдававшие пьяницу, повернулись к Юкари. Медленно моргнув, Ми-чан радостно упал на стол.
— О, это хорошо.
— Я думаю, что нормой это не станет. Мишакуджи-чан всё ещё ученик старшей школы. Если забудешь про учёбу, то не выучишься.
— О боже, когда Саюри успела стать просвещённой мамочкой?
— Интересно, сегодня за всех платит Така-сан?
— Правда? Это вечеринка, Така-сан!
— Банкет!
— Эй, мне никто не сказал, что мы гуляем, верно?
Отвернувшись от троих людей, которые начали шуметь, Мишакуджи спокойно улыбнулся про себя.
Вскоре после разговора с Хасэ на пустыре, он решил встретиться с Мивой Ичигеном.
Если бы он был прежним Юкари, то не отказался бы, и они, наконец, встретились. Но слова Саюри о том, что он уедет куда-то далеко, навсегда отпечатались в его сердце. Это ощущалось как удушье: все с нетерпением ждали будущего Юкари, решив не торопить события. Было слишком тяжело оттого, что люди, которых он считал друзьями, говорили: «Ты другой».
Но…
«Тебе не нужно никуда уходить, но ты можешь пойти куда угодно».
Когда он услышал слова Хасэ, то почувствовал облегчение в груди.
Как хорошо, подумал Юкари. Возможность пойти куда угодно также означает, что ты не должен никуда уходить. Это решают не другие, а сам Юкари. Ему не нужно ни во что ввязываться. Ему даже не нужно в глубине души считать, что он пойман в ловушку.
Если он захочет уехать куда-то далеко, то всегда сможет вернуться. Ниибангай не изменится, всегда будет здесь.
Когда он подумал так, то первое, что пожелал увидеть, был меч Мивы. Он не мог не захотеть увидеть силу меча, заставившего Хасэ Иссина сказать: «Это прекраснее всего».
Поэтому он собирался это найти. Он был удивлён, что это сработало, но бессмысленное терпение не входило в ту красоту, о которой думал Юкари. Видеть красивые вещи являлось для Юкари величайшим удовольствием, но даже сейчас у него всё ещё оставалось ощущение, что его надежды прокляты.
— Мишакуджи-чан, пора идти наверх. Я сделаю всё остальное, — вдруг сказала Саюри.
Однако часы показывали двенадцать. Ханаварабэ, наоборот, ещё только начинал свою работу.
— Ты уезжаешь завтра рано утром, верно? Ты не можешь там идти на встречу с кем-то, имея сонный вид, поэтому сегодня отдохни.
— Сестрица.
Услышав тихий голос, Юкари слегка отвёл взгляд. Но удивление вскоре сменилось невыносимой радостью. Он был уверен, что Саюри всё ещё не принимала всерьёз его увлечённость мечом. Однако она была готова отпустить его сама. Только потому, что думала о Юкари.
— Да. Спасибо. Ну, тогда я пойду отдыхать.
Юкари с лёгким поклоном снял фартук.
Ми-чан рассмеялся и беспечно поставил стакан на стол.
— Ну, Мишакуджи-чан. Жду не дождусь, когда ты купишь мне сувениры!
Сейя-сан улыбнулся и помахал Юкари рукой.
— Увидимся, Мишакуджи-чан. Когда вернёшься, расскажешь мне, что это за человек.
Така-сан с нежностью сузил глаза и ласково махнул на прощание.
— Я рад, Мишакуджи-чан. Ты нашёл то, чем сможешь быть полностью поглощён.
Юкари улыбнулся и снова поклонился.
— Всем доброй ночи.
Затем Юкари открыл дверь и поднялся наверх, где находилась его комната.
Это был последний раз, когда он видел Ми-чана, Сейю-сана, Таку-сана и Саюри.

Часть 10

— Теперь его очередь!
Этот голос раздался, когда Сома вошёл в комнату.
В секции большого просторного помещения собралось около десяти человек. По потёртым татами были разбросаны подушки, и казалось, это была просто площадка для игры. Она не имела бассейна в середине, и он подумал, стоит ли делать ставки там, где с одного взмаха могло случиться всё, что угодно.
— Ладно, поехали!
Мужчины накапливали счета до того дня, пока их не призывал манящий голос. Некоторые из них были обожжены, некоторые окровавлены. Это были «трофеи» с «поля боя». По традиции своих предшественников они часто приносили деньги, хотя у них было не слишком много возможностей или времени, чтобы их тратить. Члены преступного мира были одержимы деньгами.
— Фишки готовы. Игра. Ход Нироку!
Когда из-под чаши появились две игральные кости, мужчины зааплодировали и вздохнули. Сома смотрел на это равнодушно. Хотя это была жизнь, в которой неизвестно, что случится завтра, они были одновременно глупыми и забавными, также как глаза носорога могли отражать счастье и грусть.
А потом…
Сома заметил, что один из них не вздрагивает.
Их подобия чёрных костюмов были сняты, чтобы обнажить верхнюю часть тела. Однако впечатляющие резные татуировки в японском стиле на его спине были, по большей части, покрыты красно-чёрными ожогами.
Третий меч в Ренгоку, Хиираги Тома.
Тот, кто был нужен Соме.
Опустившись на одно колено, Хиираги передвинул на бок саблю. Должно быть, она была отнята у Скипетра-4 во время последнего конфликта. Даже люди Ренгоку, имеющие устрашающий вид, соблюдали дистанцию, подобно фехтовальщикам.
Немного переведя дыхание, Сома встал рядом с Хиираги.
— Тебе нехорошо, Хиираги?
— …
Хиираги посмотрел на Сому одними глазами. Глаза, похожие на огонь, скрытый под пеплом. Сома с улыбкой принял давление прямого взгляда, что для обычного человека означало бы сразу потерять сознание.
— Хочу спросить тебя кое о чём. У тебя ведь есть немного времени, верно?
— Давай позже, — коротко ответил Хиираги.
Бросив взгляд на татами перед Хиираги, Сома слегка пожал плечами.
— О, хорошо. Что ж, подожду тебя здесь.
Достав из пачки сигарету, он прикурил её от «зажигалки» слева. Сома рассеянно оглядывал пространство игорного дома, выпуская фиолетовый дым. Дым был похож на ауру, колыхавшуюся там. Своего рода атмосфера, характерная для дыхания Ренгоку.
Только и всего.
— Фишки готовы. Игра.
Рука, встряхивающая чашу, попыталась приоткрыть глаза носорога.
Сабля стального цвета врезалась в татами.
— Э, а-а-а-а-а-а-а?!
Параллельно с криками покатился палец, раскачивавший чашу. Свежая кровь хлынула из рассеченного места, окрашивая татами в красный и чёрный цвета. Хотя лицо человека исказилось от сильной боли, тем не менее кричал он от злости.
— Ну, что ты делаешь, Хиираги?
Хиираги взмахнул саблей, словно огромной змеёй, и рассёк свою руку пополам, но его лицо не отразило никаких изменений. Это был пышный падуб с туповатой верхушкой.
— Сома.
— О?
— Я сделал это для психа из нашей группы.
Сома рассмеялся, затягиваясь сигаретой.
Этот парень, должно быть, был новичком, который только что вступил в Ренгоку. Если бы он встретил человека по имени Хиираги, пусть даже с небольшой долей его способностей, всё равно никогда бы не смог повторить подобное поведение. Или точнее, возможно, он просто хотел воспользоваться этим случаем как предлогом для применения насилия.
Ладно, не имеет значения, что это было. Сома бросил сигарету на землю и растоптал её носком ботинка.
— Это не игра; ты думаешь, что подобный ответ допустим только потому, что ты являешься руководителем?
Лицо Хиираги стало серьёзным, и он ничего не ответил. Скрипнув зубами от злости, он ступил на циновку левой ногой. От покрывавших его ожогов энергично свернулось кольцом пламя необычайного мастерства.
На левой руке Сомы вспыхнул красный огонёк.
«Хлыст» высокого давления и высокой температуры, который свободно растягивался по его воле. Извиваясь, как змея, нацелившаяся на добычу, огонь пронзил левый глаз человека и вышел сквозь затылок.
Изуродованное тело, переставшее управляться мозгом, упало.
Хиираги посмотрел на Сому. Рука его всё ещё сжимала саблю.
— Не делай лишнего. — Сома фыркнул, как дурак. — Если ты сойдёшь с ума, потом будет трудно привести себя в порядок.
Его способности активировались татуировкой, выгравированной на спине. В такой комнате невозможно было использовать силу его боевого ускорения.
Хиираги продолжал смотреть на Сому, а когда отвернулся, словно потеряв интерес, то остановился на другом.
— Уберите это.
— Да.
Несколько членов клана взяли всё под контроль и начали убирать татами, подушки и тела, забрызганные хлынувшей кровью. Не оставляя никаких следов жестокости. Хиираги командовал не потому, что не был новичком в этом месте, а потому, что был сильнее.
В Ренгоку не имелось ничего, что можно назвать порядком. Лишь только мера силы и слабости. Те, кто сражался и выжил, — сильны, а кто умер — слабы. И слабые, и мёртвые одинаково бесполезны. Это была единственная причина, по которой клан поддерживал «Короля жестокости».
— Так что?
Услышав вопрос Хиираги, Сома наконец вспомнил о своём деле.
— О, да. Где сейчас тот другой, который был с тобой?
— …
— Бараки…?
Хиираги нахмурил брови. Этого парня определили в подчинение Хиираги, но, похоже, он его не помнил.
Сома был потрясён и объяснил таким образом, чтобы Хиираги смог понять.
— Смотри, он пришёл несколько месяцев назад, «правая рука» и…
— О, тот мальчик.
Люди, которые получали способности от «Красного короля», должны были непременно уничтожить часть своего тела при помощи силы жестокости, казалось, отражавшей природу Кагуцу. У Сомы это был мизинец левой руки, в случае Хиираги это была спина, а в случае Бараки — правая рука.
Повреждённая часть также служила для активации различных способностей. Иногда было быстрее сказать, чего он лишился, чем вспомнить его лицо.
Хиираги слегка покачал головой.
— Не знаю. Я давно его не видел.
— Отлично. Мой подчинённый.
— Я не помню, кто жив, а кто мёртв.
В Ренгоку смерть членов клана была ежедневным явлением. Некоторые умирали в битвах со Скипетром-4, а другие — во внутреннем кругу клана, как парень, описанный выше. Похоже, что группа боевых искусств не собиралась напоминать персоналу о том, что они могут быть заменены ради обновления.
— Он либо мёртв, либо захвачен. В этом нет ничего необычного.
— Что ж, это верно. Я, конечно, не видел никаких других парней и уверен, что они ушли.
— Что не так с этим парнем?
Оглянувшись на лишённые эмоций глаза Хиираги, Сома пожал плечами.
— Я получил информацию о денежных махинациях, но, похоже, мне рассказали не всё. Поэтому я решил послушать тебя.
В этом случае точнее было бы сказать «послушать тело», а не «послушать рассказ». Хиираги тоже был человеком, который первоначально принадлежал к антиобщественной организации. Так что рассказ был коротким.
— Значит, он удрал. Хочешь догнать его?
Немногие члены клана уходят из Ренгоку. Туда изначально вступают такие смельчаки, которым нет места в этом мире. Там они могут поддерживать горение своей жизни.
Это группа потерянных людей, которые, находясь в моменте, не помнят о жизни и смерти, но везде есть исключения.
— Извини…
Сома обхватил рукой подбородок и задумался. Судя по его собственной информации из реестра, вопрос заключался в том, можно ли оставлять в покое предателей и беглецов. В Ренгоку нет места колеблющимся.
В первую очередь сам Кагуцу, который является Королём, должен заставить его задуматься о том, считает ли он себя принадлежащим к организации.
— Тогда, если увидишь его, действуй по ситуации.
— Понял.
Хиираги слегка рассмеялся. Фактически это было распоряжение на убийство. Для Хиираги, который попал в Ренгоку из антиобщественной организации, единственное, что могло поддержать огонь его жизни, был обмен жизнями с другими.
Сжимая саблю, Хиираги невозмутимо двинулся вперёд. Глядя на его спину, Сома снова закурил сигарету и вдохнул фиолетовый дым.

* * * * *

Спускаясь по глухому переулку, чтобы не выдать себя, Нория Бараки постоянно оглядывался назад.
Под сильным дождём среди зданий не было других фигур, кроме Бараки. Однако он не мог избавиться от наваждения, что кто-то преследует его, и шёл быстро, ссутулив плечи.
Грязную одежду, которая была на нём, он снял с бездомного, которому не повезло, и хотя от него сильно воняло, он не мог поступить иначе. Чёрный костюм ассоциируется с Ренгоку; он не мог носить такую вещь вечно.
Он больше не член Ренгоку.
Бараки вступил в Ренгоку по той же самой причине, по которой присоединился к группировке Аджимы. Он думал, что это собрание сильных людей. Потому что существует одна из сторон, которая может эксплуатировать слабых, как им заблагорассудится. Поэтому он дал Соме большую часть информации об «активах», про которые знал, и попросил его поместить их в «Горящий дом». Даже потерю своей правой руки он воспринял как доказательство того, что является сильным человеком, это было бы всё равно, что потерять мизинец.
Но…
Бараки понял, что был неправ.
Ренгоку — это не группировка сильных людей. Это группа ненормальных.
Жестокость, которую они использовали на своё усмотрение, иногда задевала их собственных членов. Убивали тех, кто противостоял мечу. Убивали тех, кто боялся. И неудачников тоже убивали. Кагуцу Генджи. Этот монстр, называемый «Королём», вызывал смерть и разрушения просто своим присутствием. Без преувеличения, ежедневная жизнь в Ренгоку граничила со смертью.
Это не та среда, которую могут вынести нормальные люди, у которых есть нервы. Они либо рано умирают, либо спасаются бегством. И в этот погожий день он просто один из них.
Бараки снова оглянулся.
Скипетр-4 — не единственный враг Ренгоку. Навскидку, многие антиобщественные организации, создающие конфликты, тоже считали Ренгоку своим врагом. Те, кто уходил оттуда, как правило, точно так же подвергались более яростным нападениям, потому что организация не принимала их.
Вот почему он должен спешить. Получить то, что хочет, и улететь куда-нибудь далеко.
Север или юг, что угодно, вне досягаемости этих монстров, куда-нибудь подальше.
Когда Бараки обернулся в третий раз, в переулке появился он.
— Эй, Бараки.
При этом он был в чёрном костюме и смеялся, а может, и нет. Он выглядел так, будто смеялся. Ожоги, расходившиеся от уголков его губ к вискам, делали его лицо похожим на улыбку.
— Я искал тебя. Куда ты идёшь?
Когда он сделал шаг, чтобы бежать, его нога замерла. Путь преграждал человек в чёрном костюме с саблей в руке. Рука без сабли была сильно обожжена, на ней осталось только два пальца.
У обоих были знакомые лица. Они находились в подчинении у Хиираги.
Один, с «пальцами», выдохнул:
— Хиираги-сан ищет тебя.
Другой, с обожжёнными «губами», сказал:
— Что лучше, быть живым или сожжённым? По доброте бывшего коллеги, я позволю тебе выбирать.
Бараки приложил правую руку к груди.
Сердце колотилось сильно, как колокол, и его обыкновенное лицо было в крови. Бежать было некуда, потому что его окружили спереди и сзади.
Это означало то, что этот залитый дождём переулок станет его погибелью.
С тех пор, как он сбежал, у него было предчувствие, что это случится.
Ренгоку, Скипетр-4, Кагуцу Генджи, Хабари Джин. С того момента, как он ввязался в войну монстров, которые управляли различными способностями, наподобие горящей пыли, было ясно, что его судьба будет такой.
Но всё-таки он не хотел умирать. Он хотел жить.
Именно это чувство вытолкнуло Бараки из болота отчаяния. Возможно, Бараки был маленьким, но он был не настолько глупым, чтобы думать, что можно выжить, ничего не делая.
Если хочешь жить, то должен сражаться. Это гостиничный бизнес, которым также управляют те, кто родился в этом мире.
Пламя вырвалось из правой руки Бараки. Ладонь Лотоса, на размер больше человеческой. Единственное оружие, которым обладал Бараки, окрасило переулок, дымящийся под дождём, в красный цвет.
— Ку.
«Губы» позади него рассмеялись, а «пальцы» перед ним подняли обожжённую руку на уровень лица и пробормотали:
— Да. Ты будешь сожжён.
«Вот что с тобой случится!»
Вместо того чтобы крикнуть, Бараки сплюнул, оттолкнулся от земли и направил свою огненную руку к «пальцам».

* * * * *

Хасэ со своей сумкой ждал под навесом станции.
С утра шёл лёгкий дождь, но у Хасэ не было зонта из-за его характера. Мишакуджи внезапно вспомнил, что, размахивая деревянным мечом во время тренировок, он превращается в мокрую мышь вне зависимости от погоды, дождливой или снежной.
Хасэ заметил Юкари и улыбнулся.
— О, ты пришёл, Юкари. Ещё рано!
Улыбнувшись, Юкари опустил свой зонт и подошёл к Хасэ.
— Учитель. До времени встречи ещё тридцать минут.
Он слышал, что место, где жил Мива Ичиген и куда они сейчас направлялись, находилось в горах, почти в половине дня пути отсюда. Однако багаж Хасэ состоял из плохонького рюкзака и, кажется, приличной смены одежды не имелось. Хасэ тоже с удивлённым видом посмотрел на сумку, которую поставил Юкари; его взгляд был похожим.
Тем не менее, у этих двух людей была одна одинаковая вещь.
У Юкари были ножны, свисающие с плеча, и у Хасэ были ножны, висящие на спине. Иными словами, если у вас есть это, то вам не нужен никакой другой багаж.
— Ты попрощался с Саюри-сан перед уходом? — поинтересовался Хасэ, когда они вместе вошли на станцию.
Юкари покачал головой.
— Нет, похоже, она вчера пила допоздна, так что я ушёл, не попрощавшись.
— Ха-ха, правильно. Что ж, это начало новой жизни её любимого сына. Пожалуй, нам всем хочется отметить.
— Это не значит, что я не вернусь.
Хасэ похлопал Юкари по мокрой спине своей большой ладонью.
— Знаю, знаю! Ты человек слова, не волнуйся!
Сказав это, он рассмеялся над его гонором.
Юкари недовольно сжал губы. Однако это не было так обидно, как раньше. Он всегда сможет вернуться в Ниибангай. Он всегда сможет отыскать живущих там людей. Вот почему Юкари был заинтересован в том, чтобы сделать шаг в большой мир, как они и хотели.
Он знал Миву Ичигена только по рассказам Хасэ. Хасэ не являлся красноречивым человеком, но его умение владеть мечом было самым прекрасным, что Юкари когда-либо видел в своей жизни. Каждый раз, когда он думал о мече Мивы, который заставил Хасэ сказать: «Я никогда не видел ничего прекраснее, чем это», — то испытывал волнение.
Он хотел увидеть это как можно скорее и, если возможно, внести корректировки и заполучить это. Движимый чувством томительного ожидания, Юкари приободрился и направился к автомату по продаже билетов.
Издалека донёсся грохот.
— …
Тяжёлый и низкий звук, похожий на землетрясение. Юкари остановился и повернулся в ту сторону.
В тот момент, когда он инстинктивно ощутил, что именно в той стороне находится Ниибангай, он услышал второй звук.
Это был непрекращающийся рёв. Звук чего-то взрывающегося и горящего, как в фильмах о войне. Возможно, заметив это, Хасэ повернул к нему нахмуренное лицо.
Эти двое выскочили со станции одновременно.
В направлении Ниибангая, мимо магазинов и многоквартирных зданий, выстроившихся перед станцией, клубился чёрный дым. Красно-чёрные взрывы то и дело вспыхивали, поглощая его. Сквозь пелену дождя отблески пламени, окрасившие улицы в красный цвет, отразились в глазах Юкари как нечто ужасное.
— Эй, Юкари! Подожди!
Сзади раздался голос Хасэ, и только тут Мишакуджи осознал, что бежит.
Однако его ноги не останавливались. Бросив сумку, которая мешала, и выхватив из ножен деревянный меч, Юкари помчался напрямик. В свой родной город Ниибангай, окутанный дымом и пламенем.

Часть 11

Пламя полыхало.
Из-под карниза закусочной. От двери бара. С чёрного хода хост-клуба. Из окна секс-шопа. Ревущее и извергающееся пламя выплеснулось в переулки, поглощая всё в попытках расползтись до бесконечности.
А в переулке, освещённом жутким красным светом, прыгали три чёрные тени.
— Ку! Ку! Ку!
Одна из теней, человек с обожжёнными губами, громко рассмеялась. Каждый раз, когда тень смеялась, возникал огненный шар, сеющий в городе ещё больше пламени и разрушений.
— …
Другая тень, человек с обожжённым и сломанным пальцем, молча махнула рукой. Пламя, вырвавшееся из отсутствующего пальца, ударило в восточном направлении, превратилось в меч и свободно полетело в воздухе, пробивая стены и плавя асфальт.
— Чёрт, чёрт, чёрт!
И последняя тень, Нория Бараки, ругаясь, с силой опустила вниз правую руку.
Вспыхнуло необычайное пламя, вобравшее в себя и огненный шар, и меч. В результате загорелось стоявшее неподалёку дерево, но на ущерб он не обращал внимания. Сейчас его интересовала только возможность выжить. Поэтому ему было безразлично, кем придётся пожертвовать.
— Ха-ха-ха, нехорошо, Бараки!
Не успел он опомниться как «губы», свесившийся вниз с телеграфного столба, высунул язык и рассмеялся. Его горло раздулось, создавая большой огненный шар. «Пальцы» уже приближался к истерзанному войной бревну.
— Умри!
Иначе говоря, «пальцы» орудовал сразу и огненным мечом, и саблей, которую держал в правой руке.
Огненный шар наверху. Два меча перед ним.
Это было место смерти.
Когда он это понял, его спина мгновенно похолодела, а из горла вырвался крик.
— О-о-о-о-о!
Крик был не тот, на который рассчитывали. Он не хотел умирать, он хотел жить. Именно эта мысль естественным образом вырвалась из глубин его груди.
Огненная ладонь, выросшая из его правой руки, увеличилась ещё больше.
А потом он ударил ей о стену.
В мгновение ока бетон расплавился, и бревно погрузилось в него. Стиснув зубы, он выдержал безумно горячую ванну. Через секунду после того, как он бежал из переулка в здание, позади него взорвался огненный шар, снова распространяя пламя.
— Ох!..
Инстинкт выживания подавил желание согнуться от боли, и он, пошатываясь, двинулся вперёд.
Место, освещённое пламенем, было похоже на бар. Он уже где-то видел неоновые вывески, греческие скульптуры, плакаты с изображением мужчин. Но не мог позволить себе думать о том, где находится. Потому что «пальцы» бесшумно появился из задней стены в проделанный им вход.
— …
Всё его тело было обожжено, вероятно, потому что в него попал огненный шар «губ». Они не собирались объединяться, чтобы свести счёты с жизнью. Даже если бы они были друзьями, им не было никакого смысла ценить жизни друг друга. Они будут следовать за ним вечно, пока не доведут дело до конца.
Он не заботился о своей собственной жизни, а тем более о жизни других. У него возникло ощущение, что мёртвое место, куда он с криком прорывался, было местом, где он жил. То, что и требовалось Ренгоку, где ты можешь сжечь свою жизнь.
Они были ненормальными.
Он пытался вырваться. Убежать подальше от этого места, хотя бы на шаг. Уйти от «пальцев», который надвигался сзади, от монстров, завороженных магической природой Кагуцу Генджи.
Как вдруг…
В этот момент появилась крупная фигура.
— Эй, парни, кто вы такие?!
Мужчина с бритой головой. Он помнил его со странной внешностью. Где это было?
В тот же миг в нём что-то набухло. Не страх или инстинкт выживания. Это были более сильные и интенсивные эмоции.
И тогда, охваченный этим чувством, он протянул вперёд пламенную ладонь.

* * * * *

Хасэ не удивился, когда увидел Ниибангай в огне.
Потому что у него не было времени: Юкари умчался вперёд и влетел в Ниибангай, где в воздухе висел чёрный дым, не сбавляя скорости. Все родные места были заполнены пламенем, а то, что лежало в переулке, оказалось фигурой человека, обожжённого и скорчившегося. Юкари и Хасэ, пробегая, обогнули его сбоку.
Он понятия не имел, почему это произошло.
Он не мог поверить, что это реальность.
Однако это было реальностью. Твёрдое ощущение вытоптанной земли, жестокий жар, обжигающий кожу, и запах мяса, дерева и жжёного цемента убеждали их в том, что это была несомненная реальность.
И они пришли в Ханаварабэ.
Маленькая надежда, которая была у него до сих пор, в этот момент исчезла. Ханаварабэ обрушился, превратившись в глыбу раскалённого угля.
Юкари, который наконец остановился, смотрел не дыша. Дом, где он родился и вырос, сгорел дотла и исчезал, отражаясь в его глазах.
— Юкари.
Хасэ сжал плечо Юкари.
Это было опасно, они должны уходить.
Тогда Хасэ перевёл дыхание и улыбнулся так твёрдо, как только мог.
— Хорошо. Наверняка Саюри сбежала, так что мы тоже должны отправиться в безопасное место.
Под пристальным взглядом Юкари Хасэ больше не смог вымолвить ни слова.
И Хасэ, и Мишакуджи знали, что такого никак не могло случиться.
Тем не менее, Хасэ, держа Юкари за плечо, сказал это от всего сердца.
— Идём, Юкари.
Ниибангая не стало. Родной город Юкари, место, где он встретил Хасэ, вот-вот должен был исчезнуть в огне и пепле. Более того, им больше ничего не оставалось, только молиться, чтобы близкие им люди были в безопасности.
Задача Хасэ состояла в том, чтобы защитить Юкари. Его целью было заставить этого красивого мальчика, которого все любили, покинуть это место как можно скорее.
Хасэ снова схватил Юкари за руку и настойчиво потащил прочь. Юкари безропотно последовал за ним. Как потерянная кукла, он безвольно двигался вслед за Хасэ в попытках пробраться к выходу.
Магазины, окружавшие Ханаварабэ, взорвались.
Огненный кусок отскочил от двери, и разлетевшиеся искры обожгли Хасэ щёки.
Хасэ рефлекторно загородил Юкари, сжав зубы и пытаясь разобраться в том, что произошло.
Это было не пламя, вырвавшееся из магазина. Это были два человека, превратившиеся в огненных кукол.
На одном была грязная футболка, а на другом чёрный костюм, похожий на костюм гробовщика, и оба были объяты пламенем. Но это, казалось, не имело для них значения. Они катались, размахивая мечами и руками и нанося друг другу удары. Они убивали друг друга.
Он понял это интуитивно.
Это были те, кто сжёг этот город.
Не успел Хасэ опомниться, как заметил, что держит в руке деревянный меч. Пот струился по рукояти.
Гнев был сильнее страха, но чувство долга защитить Юкари преобладало. Он должен был отделаться от них и как-то выбраться отсюда. Поэтому он не жалел о том, что отказался от себя. Хасэ медленно двигался вдоль стены, прикрывая спиной Юкари.
Понял ли Юкари эту мысль?
В любом случае его действия пошли вразрез с ожиданиями Хасэ. Конечно же, Хасэ услышал тихий шёпот за спиной.
— Така-сан.
Оставив позади только этот голос, Юкари бросился бежать.
Хасэ, затаив дыхание, открыл глаза.
В то же самое время случилось несколько вещей.
Двое огненных людей попытались перевести дух.
Проскользнув с другой стороны, Юкари уже был готов скрыться в магазине «Крепкие парни», откуда они вышли.
И даже более того. С телеграфного столба свешивалась третья фигура.
Этот человек тоже был одет в чёрную одежду, как у гробовщика. И смеялся. Нет, это из-за ожогов на губах он выглядел так, будто имел мрачную улыбку. Его губы широко раскрылись и исторгли огненный шар размером с голову взрослого человека.
Интуиция фехтовальщика подсказала ему, что произойдёт дальше. Огненный шар, который выплюнул один из одетых в чёрное, говорил о том, что эти двое убивают друг друга. Он взорвётся и распространит пламя. Двое убивающих друг друга, несомненно, находились в непосредственной близости от Юкари.
Рефлексы фехтовальщика подтолкнули Хасэ к действию.
— О-о-о-о-о!
С энергичным криком Хасэ размахнулся деревянным мечом и с силой наудачу бросил его в человека в чёрных одеждах. Деревянный меч, пролетев по прямой, пронзил темя человека в чёрном, и его лицо наклонилось. Огненный шар, траектория которого была изменена, полетел в другом направлении, ударился о землю и взорвался.
— Ах.
Как сбитый червяк, человек в чёрном костюме свалился с электрического столба, но перевернулся в воздухе и красиво приземлился на четвереньки. Не обращая внимания на кровь, струящуюся с висков, он устремил взгляд на Хасэ. К этому моменту Хасэ уже поднял деревянный меч, оттолкнулся от земли и остановился на некотором расстоянии, чтобы встретиться лицом к лицу с человеком в чёрном.
— Что это?
Хасэ сжал деревянный меч. Он чувствовал, как по его спине струится холодный пот.
С тех пор, как он держал в руках меч, прошло более двадцати лет. Он много раз участвовал в битвах и ощущал при этом смертельную опасность. Однако сейчас впервые у него появилось более глубокое предчувствие смерти, которое было ближе к убеждению.
Всё ещё стоя на четвереньках, человек в чёрных одеждах заполнил воздухом всё своё тело. Обожжённые губы приоткрылись, и из них вырвалось красно-чёрное свечение. Он не знал, как это получалось, но огненные шары, вылетающие из этого рта, также могли быть одной из причин, почему Ниибангай превратился в море огня.
Ему вдруг захотелось смеяться.
Хасэ думал, что Мива был монстром. Он пытался предположить, что Мива стоял вне мирового порядка и именно поэтому являлся таким особенным; и потому Хасэ, не достигнув этого, ничего не мог с собой поделать.
На что это было похоже? Когда он сбежал, то встретился с монстром по имени Юкари, а здесь бродят ещё три монстра, и другие монстры. Настоящие монстры — те, которые выдыхают огонь изо рта и не перестают убивать друг друга, даже если сами превращаются в огненных кукол.
В конце концов, неужели он просто был наивным? Необычные монстры, которые не причиняют бед, похожи на силу, которую культивирует Хасэ, — думал он на бегу. Столкновение с монстром, который сжигает город, сжигает людей, и ему всё равно — это похоже на меч Хасэ.
Но всё-таки.
Факт состоял также в том, что Хасэ являлся всего лишь самураем, имевшим при себе это оружие.
Пессимизма не было. Ни отчаяние, ни страх не возникли таинственным образом. Выдохнув наружу гнев и негодование, Хасэ оставил внутри себя лишь чистый горизонт.
У Хасэ была только одна цель.
Защитить Юкари.
Ради этого он тоже сумел бы побороться с монстрами. Посох был в порядке. Если он вложит в него всю свою жизнь, то сможет свернуть шею дьяволу.
Человек в чёрной одежде приоткрыл обожжённые губы.
В тот момент, когда сформировался огненный шар, Хасэ оттолкнулся от земли.
Всего два шага, чтобы преодолеть расстояние в десять метров. Однако огненный шар был выплюнут, когда был сделан первый шаг. Хасэ не прекращал контролировать дыхание, даже несмотря на близость смерти. Вместо того чтобы сделать следующий шаг, он всем телом бросился на землю.
Смертельный огненный шар прошёл всего в пяти миллиметрах над головой Хасэ, которую он пригнул к земле. Почувствовав в затылке жгучую боль, Хасэ оперся рукой о землю и бросил посох, который, казалось, выстрелил прямо из земли. Однако…
— Ха-ха.
Человек в чёрном костюме, смеясь, подпрыгнул в воздух и избежал пореза. Он отскочил от стены, как акробат, и нанёс удар ногой сверху. Хасэ почувствовал, что его левая рука, которой он защищался, была сломана вместе с костями. Монстр. Слова просочились в его сознание, но спустя мгновение он выдохнул их вместе с воздухом, и они исчезли.
Последствием удара ногой стало то, что человек в чёрном сделал сальто, и когда он повернулся к нему лицом, то огненный шар уже сформировался. Ползущий по земле Хасэ не имел возможности избежать этого. Он видел, как тот человек смеётся, всё ещё кривя обожжённые губы.
Огненный шар взорвался.
— Ку.
Огонь, опаливший его до костей, сжёг его. Человек в чёрной одежде увидел это и слегка рассмеялся.
При взрыве от деревянного меча отлетел кончик.
— Э?
Остриё обожжённого деревянного меча пронзило горло человека в чёрной одежде. Ощущение вялости перешло на ладонь Хасэ, но он продолжал толкать деревянный меч дальше.
Свежая кровь пролилась на асфальт и испарилась со звуком пламени.
— Ты… где… что?.. — пробормотал человек в чёрной одежде, подняв окровавленный взгляд.
Хасэ ответил, глядя прямо в глаза человеку, которого он убил:
— Мива Мэйдзин-рю. Иссин Хасэ.
— Ку…
Человек в чёрной одежде рухнул, перед смертью искривив обожжённые губы.
Хасэ безучастно уставился на свою левую руку. Она была сожжена до середины.
В тот момент, когда взорвался огненный шар, он использовал свою левую руку в качестве щита, и чтобы избежать мгновенной смерти, потерял половину тела.
Это не имело значения, пока он мог сохранить голову и сердце. Они нужны были ему, чтобы сражаться. Потому что он должен был защитить Юкари.
Цена победы над человеком в чёрной одежде была огромной. Он не мог пошевелить левым плечом и потерял примерно половину зрения. Сам он не видел этого, но пламя от огненного шара, вероятно, сожгло левую половину его лица.
Тем не менее, он, казалось, всё ещё мог владеть мечом.
Хасэ повернул голову и увидел бар «Крепкие парни». И тогда он попытался позвать Юкари, который должен был находиться внутри.
— Хасэ, так?
Низкий мрачный голос, казалось, донёсся из глубин земли. Затаив дыхание, Хасэ поднял взгляд.
Один из мужчин, которые сражались как огненные куклы, встал. Другой не двигался, превратившись в сгусток крови. Убийства закончились, но, похоже, человек перед Хасэ всё ещё не был удовлетворён.
— Я помню!… Благодаря тебе, я…
Медленным шагом мужчина приблизился к Хасэ, всё его тело излучало ярость.
— Убить их всех!.. Проклятье, дерьмо в этом городе, тот мальчишка!.. Я убью их всех и выживу!
Хасэ не знал, что их связывало. Мужчина был невредим, всё его тело покрывали ужасные ожоги, а лицо невозможно было разглядеть.
Однако он не имел к Хасэ никакого отношения. Важным было то, что этот парень пошёл бы за Юкари.
Хасэ поднял меч. Только правой рукой он смог взять короткую обожжённую палку. Тем не менее, горизонт Хасэ не был затуманен. Вдыхая обжигающий воздух в свою ясную грудь, Хасэ пробормотал:
— Давай.

* * * * *

Така-сан был найден сразу же.
Така-сан сидел одетым, так, словно прислонился спиной к барной стойке, вытянув ноги. Без всякого подтверждения было ясно, что он уже мёртв. Его грудь была пробита по центру, а запавшие глаза больше не двигались.
Юкари приблизился к Таке-сану.
Опустившись рядом с ним на колени, он пожал ему руки и закрыл глаза.
А потом…
Рядом с телом Таки-сана Юкари заметил какой-то меч.
Бессознательно он взял его и поднял перед собой. Рукоять была обожжена, а лезвие намокло от крови. Вес, который он ощутил в своей руке, совершенно отличался от деревянного меча, которым он пользовался всегда.
Однако меч пришёлся Юкари по руке.
Он медленно встал. С мечом в руке, двигаясь как призрак, Юкари попытался выйти через дверь, в которую вошёл.
Там он остановился.
Они дрались возле бара в горящем переулке.
Один был монстром с огненной ладонью. Всё его тело было обожжено, но двигался он так же проворно, как чудовище в его руке, наполняющее пламенем его ладонь, когда он отскакивал от стен и пола.
Другой был гигантом с мечом. Его левая рука сгорела, а лицо было сильно обожжено. Деревянный меч, которым он орудовал, тоже сгорел, оставив только половину своей длины.
Однако даже в такой ситуации Хасэ выглядел прекрасным.
Огненная ладонь изогнулась дугой и попыталась проломить Хасэ голову. Соединив её в единую плоскость, Хасэ нацелил обожжённый деревянный меч на шею монстра. Не было никаких потерь в ходьбе, фехтовании или отсутствии второй руки, и движения, которыми он овладел, были похожи на танец.
Не дыша, Юкари смотрел с таким трепетом, словно поедал его глазами.
По иронии судьбы, Юкари сам закончил битву, которая была прекраснее всего, что он когда-либо видел в своей жизни. В тот момент, когда Хасэ заметил фигуру Юкари, стоявшего у входа в бар, его движения на мгновение замедлились. Ясное выражение лица смешалось с мутными эмоциями, и монстр этим воспользовался.
Огненный кулак пронзил грудь Хасэ.
— …
Юкари, распахнув глаза, смотрел на него.
Монстр пробил ему грудь, но Хасэ не дрогнул. Он огляделся вокруг и посмотрел на Юкари. Когда их взгляды встретились, губы Хасэ слегка шевельнулись:
— Юкари…
Хасэ что-то пробормотал. Слабый голос был почти неслышен, и последовавшие за этим слова не долетели до Юкари.
В то же самое время, как монстр вытащил из него свою ладонь, обожжённый деревянный меч выскользнул из руки Хасэ, и гигант упал на асфальт.
Монстр с огненной ладонью повернул голову и увидел Юкари.
Его жаждущие крови глаза уставились на него сверху вниз.
Даже после того, как Юкари увидел этот прямой взгляд, в его сердце не произошло никаких изменений. Словно спокойная поверхность озера, отражающая голубое небо; Юкари поднял меч на уровень глаз, ощущая ясность.
Юкари не знал, почему это произошло.
Однако вес меча подсказал ему, что он должен делать.
В сознании возникла битва Хасэ.
Движения собственного хода меча, обнажённые до предела.
Жизнь человека по имени Иссин Хасэ — жизнь, которая в своей последней вспышке всё поставила на меч, — захватила сердце Юкари и не отпускала.
Монстр встал перед Юкари во весь рост и наклонился. Кипящая ненависть и жажда убийства вот-вот должны были вылиться наружу. Юкари не двигался и просто ждал момента.
Внезапно он заволновался.
Что Хасэ пытался ему сказать?
Чтобы он бежал?
Чтобы он жил?
Первому невозможно следовать, но второму — необходимо.
Он будет жить. Он будет сражаться, он не убежит. Как и Хасэ, доверив свою жизнь мечу, он откроет своё собственное будущее.
Держа в сознании эту мысль, Юкари спокойно улыбнулся.
В следующий момент монстр ринулся к Юкари.
Его ладонь была в огне. Меч Юкари показал надвигающемуся на него огненному зверю движение божественной скорости. Рука монстра была отрублена, и ладонь пламени взлетела в воздух.
Взрыв ударил монстру в лицо, и его глаза в изумлении расширились. Кончик клинка пронзил горло, на конечной стадии оборвав зарождающийся крик.
— Ах…
Монстр несколько раз открыл и закрыл рот, словно золотая рыбка. Раздался глухой звук удара, и кровь хлынула у него изо рта. Когда Юкари повернул кончик меча, пронзившего горло монстра, тот упал на колено.
— Мива Мэйдзин-рю. Скорость третьего дана, — хладнокровно солгал Юкари, глядя в полные ужаса глаза уставившегося на него монстра. — Вы некрасивы.
Когда он вытащил меч из его горла, брызнула кровь и окропила щёки Юкари. Монстр рухнул на месте, извиваясь, как насекомое, но наконец перестал двигаться.
Внезапно Юкари заметил, что его зрение расплывается.
Хасэ, который должен был лежать ничком, вдруг оперся о стену и сел, устремив на него взгляд.
— Учитель!
Бросив меч, Юкари кинулся к Хасэ.
В пробитой груди зияла обгорелая дыра. Когда он прикоснулся к телу, оно было ужасно холодным. Это позволило Юкари понять, что жизнь Хасэ уже подходит к концу.
Хасэ смотрел на Юкари, задыхаясь. Со слабой улыбкой на губах он слегка кивнул.
Как он и говорил, он был выдающимся.
Затем Хасэ сунул мелко трясущуюся руку в карман. Он достал ветхое письмо. Письмо, указывающее местонахождение Мивы Ичигена, куда они собирались отправиться. Юкари сжал руку Хасэ, медленно поднимающую письмо.
— Иди, Юкари, — наконец с улыбкой пробормотал Хасэ. — Ты можешь пойти куда угодно…
После этого рука Хасэ навсегда потеряла силу.
И всё же Юкари не отпустил Хасэ. Ниибангай, весь его родной город, был сожжён дотла; он сидел на корточках и держал Хасэ за руку, пока всё не сгорело и не превратилось в заброшенный замок.

Часть 12

— Мама скоро умрёт, — сказала мать, нежно гладя Юкари по волосам.
Его мать предложила ему пойти посмотреть на море. В то время Юкари было шесть лет, и он беспрекословно слушался её. Раньше, если бы она сказала ему «иди», он пошёл бы куда угодно с человеком по имени Миёси Синто. Она оставила в больнице больничную одежду, и Мишакуджи со своей матерью сели в машину и направились прямо к морю.
Закат над морем был прекрасен. Тускло сияющее солнце медленно исчезало, таял лёгкий ветерок с неба и моря. На ультрамариновом небе стали появляться звёзды, и пока они вдвоём смотрели на них, его мать начала говорить о смерти.
— Поэтому в скором времени я больше не смогу составить тебе компанию, Мишакуджи-чан. Я всё передала Саюри-чан и остальным, так что, милый, спасибо тебе за то, что был рядом со мной.
Его мать сказала о том, что прощается с ним навсегда, так же просто, как сказала бы о том, что на ужин в тот день был карри. Юкари смотрел на неё, сидя у неё на коленях. Глаза того же цвета, что и у него, глядели ему в лицо. Юкари они казались ещё прекраснее, чем сиявшие на небе звёзды.
Юкари спросил её, когда они смогут снова увидеться.
— Э? Не знаю, я ещё не умирала раньше, чтобы это знать.
Юкари сказал, что ему ненавистна мысль о том, что он больше не сможет её увидеть.
— Для мамы это тоже плохо. Но вот так. С этим ничего не поделаешь. Нет никого, кто не может умереть.
Юкари спросил, все ли умрут. Мать крепко обняла Юкари сзади; её руки, обвившие его грудь, были белыми и тонкими, как мёртвые ветви, но всё ещё тёплыми.
— Да. Однажды все умрут. Така-сан, Ми-чан, Сейя-сан, Саюри-чан и Юкари-чан.
— Но… — она продолжала говорить, коснувшись щёк Юкари своей тёплой ладонью. — Самое главное — жить, а не умирать.
Юкари заглянул матери в глаза. Их сияние было прекраснее звёзд.
— Люди живут до тех пор, пока не умрут. После моей смерти Мишакуджи-чан продолжит жить. Жаль, что я не смогу увидеть, как Мишакуджи-чан растёт и становится красивым, но это ничего.
Потом, глядя в лицо Юкари, его мать слегка улыбнулась.
— Самое прекрасное уже передо мной.
И затем всё оставшееся время они продолжали смотреть на море.
Юкари и его мать жили, непрерывно даря друг другу тепло, пока солнце не село за море, не опустилась ночь, и по темнеющему небу не поплыла белая луна.

* * * * *

Ми-чан задохнулся на втором этаже кабаре-клуба, где он работал.
Сейя сгорел на улице возле своего дома.
Тело Саюри нашли среди обгоревших обломков Ханаварабэ.
Он узнал об их смерти через неделю после того, как взял Юкари под защиту.
Несколько выживших погорельцев из Ниибангая были любезно взяты под защиту неизвестной организацией под названием Скипетр-4. Хотя это была небезопасная зона, раненым уделили пристальное внимание и дали достаточную охрану. Они обещали стать божьим спасением, но выживших ещё и тщательно допрашивали.
Они хотели знать только одно.
Иными словами, кто уничтожил членов клана Ренгоку?
Члены Ренгоку сражались так, словно сжигали всё своё существование. Поэтому, даже если это был только один человек из другого клана, то при соблюдении определённых условий он мог бы достичь боевой мощи, сравнимой с мощью своих руководителей. Тот, кто уничтожил подобного монстра, не являлся членом клана Скипетр-4, но Дворец-вне-Времени и Собор также прислали сообщения, в которых говорилось: «Мы ничего об этом не знаем».
Откуда и кто направил их, и для какой цели? Это была загадка, которую не мог разрешить противостоящий Ренгоку Скипетр-4.
Допросы проходили втайне, с применением особых способностей и невидимым присутствием Короля.
Однако с самого начала Скипетр-4 обратил внимание на одного человека.
Ученик старшей школы, проживавший в баре Ханаварабэ, Мишакуджи.
Он был больше, чем просто выживший. Когда его нашли, он находился в непосредственной близости от трупов членов клана Ренгоку, и у его ног валялась окровавленная сабля Скипетра-4. Ему сообщили, что ситуация оказалась не просто фактом, не вызывающим сомнений, но была настолько дьявольской, что торопливые члены клана случайно обнажили мечи.
После того, как Мишакуджи Юкари был взят под защиту, он на удивление послушно ответил на все вопросы. Забота о старшеклассниках, у которых были убиты все их родственники, также входила в задачу Скипетра-4, но он так и не смог использовать эту возможность. Юкари просто ответил на то единственное, что ему было нужно.
Саблю он подобрал в знакомом баре.
Одного из людей в чёрном уничтожил его учитель фехтования.
А он уничтожил другого, кто убил его учителя.
«Другими словами, вкратце, вот как это было».
В кабинете Скипетра-4 Хабари Джин, читавший отчёт, поднял голову и холодно рассмеялся.
— Двух членов клана посылают убить бывшего члена Ренгоку Норию Бараки. Цель начинает сражение в Ниибангае, и его преследуют, нанося огромный ущерб окрестностям. «А» возвращается, и он ему мстит. Тут появляются Иссин Хасэ, работавший в Ниибангае вышибалой, и его ученик Мишакуджи, и Иссин Хасэ убивает члена Ренгоку «В». Мальчик по имени Юкари блестяще побеждает его.
— Хабари. Ты действительно веришь в подобную историю?
Потрясённый голос принадлежал Гену Шиоцу, помощнику руководителя Скипетра-4. От столь интересного доклада его губы резко искривились.
Хабари фыркнул: «Хм», — и положил отчёт на рабочий стол. Сцепив пальцы обеих рук, он устремил взгляд в угол потолка.
— Конечно. Просто слушая эту историю, она кажется абсурдной. Если ученик старшей школы убил члена клана Ренгоку, то будущее Скипетра-4 выглядит намного светлее. Когда мы в следующий раз будем набирать новых членов, давай проверим результаты национального турнира по кэндо.
— Хабари.
— Это шутка. Не усложняй.
Словно для того, чтобы разгладить складки между бровями Шиоцу, Хабари слегка потряс расплетённой ладонью, а затем поднял указательный палец.
— Но какой бы абсурдной ни была ситуация, она соответствует показаниям мальчика по имени Юкари. Смертельная рана «В» была нанесена деревянным мечом Иссина Хасэ, а смертельная рана Бараки была нанесена саблей, которая была у Юкари.
— Саблю принёс «А». В качестве компенсации будет лучше подумать об отчёте и об «А». В отчёте ты увидишь результаты вскрытия.
— Взгляни на результаты вскрытия. У него были ожоги по всему телу, но ему не составляло труда сражаться. От деревянного меча Хасэ почти не было ранений. Так что есть только один ответ.
— …
— Это были обычные люди, без суперспособностей, которые победили членов клана Ренгоку.
Выражение лица Шиоцу стало ещё более резким.
— Такое возможно?
— Даже член клана — человек. Если ему распороть горло, он умрёт. Если человек вложит в это всю свою жизнь, его меч может поразить чужака.
Указательный палец Хабари остановился на отчёте, лежащем на столе. Увидев, как он сузил глаза, Шиоцу охватило неприятное предчувствие.
— Эй, Хабари. Ни в коем случае…
— Мне интересно.
Затем Хабари поднялся с приятной улыбкой на лице.
— Давай познакомимся с мальчиком Юкари. Может быть он — наш могучий меч.

* * * * *

Мужчина был похож на пронзительно-голубое небо.
Хабари Джин внезапно появился в отдельной комнате, где Мишакуджи вёл жизнь затворника. Он был таким же ярким, как безоблачное голубое небо, и полным непоколебимой уверенности, как солнце, сияющее в небесах. Даже притом, что это было не во вкусе Юкари, красота этого мужчины осознавалась с первого взгляда.
То, что исходило из уст Хабари, было нереальной историей.
Люди со сверхспособностями, которые управляют особыми силами, и Король. Клан и члены клана, которые его составляют.
Он бы не поверил, если бы услышал об этом на словах. Однако Юкари испытал это на себе. Он видел людей в чёрном, облачённых в пламя.
Родной город Юкари сжёг клан под названием Ренгоку.
В его убийствах было мало смысла или причин. Это было похоже на случайный взрыв чего-то зарытого в земле. Ущерба избежать не удалось, и подобные вещи будут продолжаться, сказал Хабари.
И в конце рассказа…
— Хочешь вступить в Скипетр-4?
Так сказал Хабари.
— Наша миссия как Скипетра-4 состоит в том, чтобы предотвратить ущерб, нанесённый городу вследствие злоупотребления суперспособностями, и устранить коренную причину под названием Ренгоку. Если ты желаешь делать это, я хочу, чтобы ты сражался вместе с нами. Ты вполне подходишь для того, чтобы одолеть Ренгоку, даже будучи обычным человеком, без особых способностей.
Сказав это, Хабари протянул правую руку.
Юкари прищурился, ослеплённый такой перспективой.
В его руках была неодолимая сила. Также как золото притягивает людей, слова Хабари были полны несомненного очарования, которое вызывало в людях противоречия. Взять его за руку, кивнуть и поклясться в верности. Это казалось вполне естественным, и у Юкари была причина сделать это.
Ренгоку убил всю семью Юкари.
С тех пор, как он был взят под защиту, эта мысль не исчезала ни на секунду. Ренгоку был отличной мишенью, чтобы выплеснуть тёмные эмоции, которые клубились в нём. Стань членом клана Скипетр-4, выслеживай и убивай всех этих чудовищ. Это казалось идеально подходящим Юкари, как будто естественный путь, лежащий перед ним. Но потом…
— Я…
Юкари вспомнил последние слова Хасэ.
— Похоже, ты можешь пойти куда угодно.
Не сумев проникнуть в смысл, Хабари медленно моргнул.
Заглянув в его глаза, Юкари сказал:
— Иметь возможность идти туда, куда я хочу, и жить так, как я хочу. Думаю, это всё, чего желала для меня моя семья. Речь не идёт о мести или вступлении в войну.
Он не мог в это поверить.
Это также могло бы послужить оправданием. Даже если бы Юкари хотел отомстить, ему не было необходимости жить подобным образом.
Не потому что они хотели этого.
Потому что хотел он: Мишакуджи Юкари будет жить так, как хочет Мишакуджи Юкари.
— Я собираюсь увидеть красивые вещи, поэтому не могу пожать эту руку.
— Ясно.
Хабари неизбежно рассмеялся и убрал правую руку.
— Прости, что задержал тебя. Надеюсь, в твоей судьбе будет много счастья.
— Да. Спасибо за вашу помощь.
Юкари наклонился и повесил на плечи поклажу, оставленную в комнате.
Бедный рюкзак и ножны, в которые был убран его любимый деревянный меч. С этими словами он шагнул прямо к Хабари в попытке обойти его и покинуть отдельную комнату.
В этот момент внезапно появилась некая мысль.
«Смогу ли я убить этого человека?»
Он не знал, почему подумал об этом.
Прекрасный Король, похожий на голубое небо. Как сияет эта жизнь? Возможно, он хотел это увидеть.
«Три быстрых шага». Выхватить деревянный меч, вывернуть запястье Хабари, нацелиться ему в голову и уколоть в горло.
Прислушиваясь к Хабари со стороны, Мишакуджи попытался нарисовать в своём сознании эту картину.
Однако Хабари рассмеялся.
Он мягко похихикал перед его глазами и слегка пошевелил правой ногой.
Эти многочисленные движения разрушили образ Юкари. Непрошенный некто был побеждён одной левой и полностью подавлен. Образ отчётливо всплыл в памяти, и Юкари легонько покачал головой.
В мире было бесчисленное множество прекрасных вещей, о которых он не знал. От этого Юкари охватило такое счастье и такая печаль, что ему захотелось плакать.

* * * * *

У Шиоцу на лице было написано откровенное облегчение, когда он узнал, что вербовка Мишакуджи Юкари не состоялась.
— В самом деле, он ушёл?
— О, я с блеском просчитался.
Несмотря на то, что Хабари был Королём, который устанавливал Порядок, его идеи всегда выходили за рамки стандартов. Одной из них был план непрерывного обновления. У Шиоцу сложилось откровенное впечатление, что это не было шуткой, хотя подобные проблемы у него существовали.
Скипетр-4 являлся государственным учреждением. Хабари знал, как трудно включить в его ряды несовершеннолетних и вообще выступить для обмена жизнью и смертью, и роль Шиоцу заключалась в том, чтобы объединить с ним усилия.
Он понимал чувства Шиоцу. Тон Хабари был легкомысленным.
— Но это так. Такой человек пойдёт, куда захочет.
— Что ж, это правильно. Обычные люди никогда не смогут превзойти талантливых людей.
— Я никак не думал, что меня отвергнут в подобном месте. Впервые за долгое время я был удивлён.
Шиоцу рассердился:
— Что? Что ты сказал?
— Вот почему я встретился с Юкари лицом к лицу. Он пытался убить меня, — смеясь, сказал Хабари.
Шиоцу, разумеется, было не до смеха.
— Кроме шуток! С какой стати он должен избрать себе целью твою жизнь?
— А? Он просто хотел сделать это без всякой причины. Думаю, что человек, который может убить Короля, неожиданно оказывается вот таким.
Хабари был потрясён тем, что не смог контролировать ситуацию. Видя, что все эти рассуждения выходят за рамки его представлений о здравом смысле, Шиоцу не знал, на что это должно быть похоже.
Вдруг Хабари поднял глаза так, словно что-то пришло ему в голову.
— Но выпускать его в мир — всё равно, что выпускать в мир злого демона*. Может, мне следовало убить его? Что ты думаешь, Шиоцу?
— Я не знаю! — крикнул Шиоцу, приставляя палец к виску в попытках предотвратить головную боль.

* * * * *

Выдохнув облачко пара, Ичиген Мива открыл красный японский зонт.
Тихо падал снег, и Мива оставлял на нём следы. И навес крыши, и сад превратились в серебряный мир. Он небрежно повернул зонт, позволив снегу скатиться с него, и со слабой улыбкой отметил про себя, что убирать снег будет трудно.
Деревянный меч висел у него на поясе не для защиты. А потому, что у него было определённое предчувствие. Можно сказать, предвидение. Миве Ичигену, который пробудился как Король, Сланец даровал силу видеть будущее. Это выражалось как видения, которые приходили внезапно, независимо от намерений Мивы.
И сейчас перед ним была точно такая же картина, как в видении, явившемся сегодня утром.
Под снегом стоял мальчик. У него был рюкзак и ножны, перекинутые через плечо, и он смотрел на него. Его лицо было красивым, но в глазах жил какой-то демон. Миве пришлось взять деревянный меч, потому что он увидел дьявола.
— Мива Ичиген-сан, правильно?
Мальчик заговорил. Его взгляд сфокусировался на Миве.
Мива улыбнулся и кивнул.
— Да, это так.
— Приятно познакомиться. Меня зовут Мишакуджи Юкари. Пожалуйста, преподайте мне урок.
С этими словами Юкари вытащил из ножен деревянный меч.
Увидев позицию Юкари, Мива был слегка поражён.
— Ясно.
После некоторого молчания, Мива неосторожно сказал:
— Мёртвое сердце?
Лицо Юкари окаменело.
Мива не понимал, откуда он это узнал. Его уникальной способностью была способность видеть будущее, и он не должен был знать настоящее знакомых, находящихся на расстоянии.
Однако когда он увидел перед собой мальчика, его демоническую внешность, его боевую стойку и покрытый сажей рюкзак, внезапно родилось это наитие.
Вид Юкари подтвердил его интуицию. Он подошёл к Миве и дрожащими губами произнёс:
— Мой наставник сказал, что ваша техника владения мечом прекраснее всего на свете.
Зло в его глазах становилось всё сильнее. Направляясь к Миве, он взял инициативу на себя.
— Я хочу это увидеть. Пожалуйста, покажите мне.
Мива сузил глаза.
Он не любил бесполезных конфликтов. Однако независимо оттого, что он ответит, Юкари выхватит свой меч и нападёт на него. Посмотреть на «красоту» Мивы с мечом. Только по этой причине Мишакуджи наведался к Миве, который жил в этом горном посёлке.
Если он не сможет обменяться словами, он будет вынужден обменяться ударами мечом.
— Спасибо.
Юкари поблагодарил Миву за то, что он молча бросил свой зонт и взял меч. Истина, заключавшаяся в этом, показала, что Юкари ещё не приобрёл окраску дьявола. В этом Мива видел для него небольшую возможность спасения. Он не хотел думать, что последнее семя, которое вырастил Иссин, прорастёт как демон.
Тихо падал снег.
Мива был неподвижен. С другой стороны, Юкари спокойно поднял кончик своего меча и нанёс удар. Смертельное давление нацеленного орудия обожгло горло Мивы.
Юкари был таким же быстрым, как падающий снег.
И тогда пришли «слова».
«Слова» появлялись в сознании Мивы так, словно мягко падали белые перья. Он не мог понять значения этого чувства, которое много раз испытывал с самого детства. Для Мивы было важнее собрать эти «слова» воедино, чем думать об этом.
Юкари, с которым в это время происходило столкновение, ясно почувствовал перемену Мивы. Мгновенно исчезло упругое напряжение, оставив тело Мивы полным пустот. Казалось, легче было проколоть и разрубить, чем ударить растение.
Впрочем, меч Юкари не двигался.
Ему казалось, что в нём полно слабых мест. Его можно было ударить в любой момент. Но он не мог этого сделать.
Не успел Юкари опомниться, как его дыхание стало поверхностным и быстрым. Хотя он всё ещё не шевелил кончиками пальцев, выступивший пот намочил его тело. Тело Юкари было уже готово к поражению, хотя у него не было ощущения убийства, или натиска, или дуновения ветра.
Он не понял, что произошло.
Однако он находился прямо перед ним.
Вспотевшими руками Мишакуджи снова сжал рукоять деревянного меча и укрепил свою решимость. В любом случае, только меч. Он не может проиграть, пока не увидит красоту, о которой говорил Хасэ. С множеством таких мыслей Юкари попытался оттолкнуться от земли.
Вдруг Мива произнёс:
— Лишь жало, сердце и душа.
Тихо падал снег.
Когда он успел упасть коленом на снег? Юкари не помнил.
Деревянный меч выскользнул из его ладони, на глаза навернулись слёзы, и снег на земле начал таять. Устыдившись этого, Юкари закрыл лицо обеими руками.
На него легла тень.
Когда он поднял глаза, Мива держал над ним зонт. Он не думал, что тот встретит его меч с ласковой улыбкой.
Его мысли перепутались и перестали соответствовать сердцу. Тем не менее, Юкари с трудом выдавил из себя несколько слов.
— Я впервые побеждён словами.
— Да.
Мива тихонько кивнул. Без надменности или скромности, а просто как есть.
— Юкари. Если ты в порядке, почему бы тебе не пройти в дом?
— …
Юкари отвернулся, проигнорировав его действия. Он неожиданно попытался напасть на Миву, который жил спокойно. Как он мог после этого сказать, что готов принять предложение Мивы.
Но…
— Я хочу, чтобы ты рассказал мне о своём сердце.
И всё-таки Юкари был поражён.
Он хотел поговорить о нём с этим красивым человеком. Такая мысль зародилась в его сердце. Какими словами этот человек опишет Хасэ — того, кто впервые показал ему что-то прекрасное? Это чувство было столь же сильным, как желание увидеть технику владения мечом Мивы.
— Я расскажу тебе, как жил этот человек.
Как смеялся, плакал, ел, пил и дрался Иссин Хасэ. Он хотел, чтобы этот человек рассказал ему, каким прекрасным было последнее сияние его жизни.
— Пойдём.
Юкари кивнул и поднялся.
И они под одним зонтом пошли по заснеженной дороге.



__________________
* В английском варианте это предложение звучит так: «But sending him into the world is like sowing a Shura seed».
Асура — божество войны, которое японцы также называют Шура. В буддизме существует мир под названием Шура-до (мир Шуры), который является одним из шести миров в аду. Шура-до — это мир, управляемый гневом и болью, где живут асуры, всегда злые и вечно борющиеся за победу.

Бонус "Сакэ из родного города"

Сакэ из родного города

Когда у тебя есть палка, ты можешь тренироваться где угодно.
Какой наставник научил его этому? Мишакуджи Юкари не помнил. Однако он помнил, что этот урок ему казался замечательным. Времена, когда он размахивал палкой, забывая о времени; времена, когда его руки были разбиты до кровавых волдырей. И ещё было сердитое выражение лица Саюри, когда она обматывала бинтом его красную ладонь. Он также помнил, как все односельчане смотрели на него с беспокойством, болью и весельем.
— Ах.
Осознав это, Мишакуджи правой ногой отступил на полшага назад. Сукуна нанёс мощный удар, который прошёл всего в нескольких миллиметрах от его уха.
— Так, Иссин-сенсей.
Поскольку мощный удар требует всей силы, если ты промахнёшься, то поражение неизбежно. Чтобы убедить в этом Сукуну, он осторожно ткнул его в солнечное сплетение. Сукуна издал жуткий звук и упал на землю, корчась от боли.
— Да. Ну, тогда на сегодня всё с тренировкой, — холодно сказал Мишакуджи, убирая деревянный меч.
— Ох!..
— Могу подождать, пока ты придёшь в себя.
Помахав, Мишакуджи направился к ближайшему торговому автомату. Он купил жареный зелёный чай и апельсиновый сок, а когда оглянулся, Сукуна уже встал.
Сукуна пристально смотрел на Мишакуджи, и на его лице, которое в последнее время стало более взрослым, всё ещё читалось страдание. Однако, как и ожидалось, он ничем не выразил своего неудовольствия. Спокойно поклонившись, он сказал:
— Спасибо.
Мишакуджи рассмеялся и кинул апельсиновый сок. Сукуна поймал его и начал пить стоя.
— Последний удар получился довольно неплохим.
— Это была катастрофа.
— А? Правда, план был хорош. Что не понравилось, так это исполнение. Сложнее уловить такой грубый финт.
— …
— Ложь, которая не может обмануть, подобна мечу, который не может разрубить. Если собираешься это сделать, подходи ответственно. Когда ложь настолько серьёзна, что даже ты в неё веришь, другой человек попадётся обязательно.
— Что за ерунда, — жёстко бросил Сукуна, но в уголках его губ появилась слабая улыбка. Мишакуджи пожал плечами и открыл крышку бутылки.
Когда они шли рядом по берегу реки, Сукуна вдруг спросил:
— Ясно, а о чём было раньше?
Не в силах понять суть вопроса, Мишакуджи склонил голову набок. Сукуна снова спросил:
— Ты что-то говорил об Иссине.
— А.
Внезапная ностальгия защекотала кончик его носа. Мишакуджи сузил глаза и пробормотал про себя:
— Он был моим наставником.
Сукуна подозрительно нахмурился.
— Э? Разве ты был не учеником Бесцветного короля?
— Ичиген-сама — мой второй наставник. Первый наставник — Иссин-сенсей.
Иссин Хасэ был мечником из школы фехтования Мива Мэйдзин и близким другом Мивы. Если бы он не учил его, Мишакуджи никогда бы не заинтересовался мечами и не встретил Миву Ичигена.
А ещё он смог проникнуть в мир сверхъестественных сил.
Иссин не должен был погибнуть от руки того человека.
— …
— Э? Что случилось, Юкари?
Услышав вопрос Сукуны, Мишакуджи пришёл в себя.
Сегодня с ним это часто случается. Воспоминания о прошлом мешают думать о настоящем. Пока он не начал заниматься с Сукуной, никогда ничего не вспоминал о Ниибангае…
Нет.
Тут было по-другому.
Мишакуджи медленно огляделся вокруг.
Рядом с набережной был парк. Грязные общественные туалеты, ржавые качели и знаки, красные линии на которых со временем стёрлись, и вместо «играйте внимательно» стало «играйте осторожно».
Это казалось знакомым.
Их совсем не интересовало название места, где они находились. Мишакуджи и Сукуна были бесцельными скитальцами, и пока они могли найти ночлег и место для тренировок в этот день, ничто другое не имело значения.
И тут его осенило. Бывал ли он когда-нибудь в этом парке?
В детстве он много раз видел то же самое название на каменной плите.
«Первый парк Йодомия».

* * * * *

Сукуна смотрел в спину Мишакуджи, который шёл походкой лунатика.
Хотя поначалу он жаловался, постепенно им начал овладевать интерес. Никогда раньше он не видел Мишакуджи таким. Он всегда был спокоен, но никогда не выглядел настолько уязвимым. Если бы сейчас он очень постарался, возможно, ему бы удалось взять над ним верх. Вот о чём он размышлял.
— Итак, куда ты направляешься, Юкари? — в который раз спросил Сукуна.
Он ожидал, что снова получит неопределённый ответ, вроде «О» или «Да», но на этот раз он ответил нормально.
— Ниибангай…
— Э? Где?
— Мой родной город.
Сукуна ничего не сказал.
Мишакуджи стал подниматься по длинному склону. Сукуна молча последовал за ним.
Сукуна почти ничего не знал о Мишакуджи до того, как тот присоединился к «Джунглям». Он знал, что он был членом клана бывшего Бесцветного короля Мивы, братом Ятогами Куро, и не имел ничего, кроме превосходного владения мечом. Однако нет такого понятия, как человек без прошлого. У него тоже были родители, детство и родной город.
Сейчас он пытается попасть туда. Родной город Мишакуджи. Что это за место? Осталась ли у него ещё семья? Кто его отец, мать, братья и сёстры? Какое у него было детство, и почему он решил покинуть родной город?
Пока он был слишком занят этими вопросами, которые от любопытства возникали один за другим, Мишакуджи вдруг остановился. Поднявшись по склону, он молча смотрел в пространство перед собой.
Сукуна остановился рядом с Мишакуджи и увидел то же, что и он.
Там была площадь.
Около большого фонтана в центре медленно прогуливалась старушка с собакой. На булыжной мостовой пытался отдышаться мужчина в спортивной одежде. В тени деревьев в зелёной зоне расположились семьи, чтобы насладиться поздним пикником.
В этом не было ничего особенного, повсюду есть общественные площади.
Сукуна молча взглянул на стоявшего рядом с ним Мишакуджи.
Мишакуджи не двигался. Он перестал даже дышать, широко раскрытыми глазами наблюдая картину перед собой.
И наконец пробормотал хриплым голосом:
— Это Ниибангай?
— Разве это не твой родной город?
Хотя Сукуна указал на это, Мишакуджи остался ошеломлённым. Он тихо сделал шаг вперёд и посмотрел на буквы, вырезанные на основании фонтана.
Там было написано:
«Площадь фонтана Ниибангай».
Площадь фонтана Ниибангай.
— Всё правильно. Это Ниибангай.
— Нет. Это неправда.
В голосе Мишакуджи, который сразу же откликнулся, звучала настойчивость.
— Магазинов было намного больше. Много закусочных и баров, переполненных, но оживлённых.
Сукуна огляделся вокруг. Он не нашёл ни магазинов, ни тем более закусочных.
— …Да. Всё исчезло. Всё, — тихо пробормотал Мишакуджи.
Он никогда раньше не видел Мишакуджи таким. Хотя он всегда был расслаблен, но эмоции проявлял редко. По какой-то причине Мишакуджи, казалось, был переполнен всепоглощающей печалью.
Мишакуджи догадался, что Сукуна понял это. Когда он медленно покачал головой и взглянул на Сукуну, то снова стал обычным.
— Сукуна-чан. Пойдём домой.
—… — Сукуна неопределённо кивнул.
Для Сукуны его родной город и родительский дом были подобны тюрьме. Он не испытывал к ним никаких добрых чувств и не думал, что когда-нибудь вернётся туда. Однако это могло и не относиться к Мишакуджи. Печаль на его лице свидетельствовала о том, что родной город Ниибангай являлся для него незаменимым.
Но его больше нигде не найти.
Мишакуджи двинулся в путь. Сукуна последовал за ним. У него не было другого выбора. Он ничего не знал ни о Ниибангае, ни о прошлом Мишакуджи. И не находилось слов, которые нужно было сказать.
Когда они уже собирались покинуть площадь, он услышал окликнувший его голос:
— Вы жили в Ниибангае?
Мишакуджи и Сукуна одновременно обернулись.
Это была пожилая женщина с собакой. В белой шляпе, и со спокойным выражением, которое застыло на морщинистом лице. У её ног, высунув язык и виляя хвостом, сидела маленькая собачка.
— Извините, что так неожиданно окликнула вас. Но, глядя на фонтан, вы выглядели грустным, и мне стало любопытно.
— Да.
Услышав короткий ответ Мишакуджи, старушка слегка улыбнулась и снова посмотрела на фонтан.
— Я прожила в Йодомии всю свою жизнь. Работала в баре и имела много друзей в Ниибангае. Они все были очень добрыми. То, что произошло…
— …
— Большая его часть сгорела, и все разбрелись кто куда. Многие погибли. В конце концов, было решено, что он не подлежит восстановлению, его снесут и превратят в площадь. Это было прискорбно и печально, но неизбежно.
Мишакуджи шагнул вперёд и встал рядом с пожилой женщиной.
Он медленно поднял руку и указал на зелёную лужайку. Его полузакрытые глаза наполнились ностальгией.
— У моей семьи был здесь небольшой бар.
— Можно узнать название магазинчика?
— Он назывался Ханаварабэ.
Глаза пожилой женщины внезапно расширились. Она протянула дрожащую руку и ласково взяла Мишакуджи за рукав.
— Ах. Ах, да. Ты Мишакуджи-чан, верно?
На этот раз глаза распахнул Мишакуджи. Он заглянул в лицо пожилой женщине.
Она медленно покачала головой.
— Я никогда не встречала тебя раньше, но часто слышала от своих друзей. В магазинчике Ханаварабэ жил красивый мальчик. Все хвалили его за то, что он был тихим и вежливым, хотя, казалось, он не вписывался в атмосферу Ниибангая.
Глаза пожилой женщины наполнились слезами.
— Ты жив. Я рада. Я так рада…
Она тихо склонила голову, и по её лицу скатилось несколько слезинок. Маленькая собачка с любопытством посмотрела на свою хозяйку. Не выпуская его рукава, она стояла, не в силах что-либо сделать.
Сукуна хотел спросить о многом. Но сказать ничего не мог. Родной город Мишакуджи, Ниибангай. Однажды произошёл инцидент, в результате которого в этом потерянном месте погибло много людей. И это стало таким грузом, который не позволил другим людям беспечно вернуться туда.
Наконец старушка отпустила его рукав и вытерла слёзы. Затем указала в определённом направлении.
— Видите ли, Ниибангай исчез не весь. Там есть магазин, оставшийся после пожара. Возможно, он ещё работает, так что, если хотите, загляните туда.
Слабая улыбка появилась на губах Мишакуджи. Поклонившись, он тихо сказал:
— Спасибо. Я туда схожу.
Пожилая женщина тоже улыбнулась. Она взяла Мишакуджи за руки обеими руками и на мгновение закрыла глаза.
— Спасибо. Было приятно с вами увидеться.
Сказав это, она медленно пошла прочь вместе с маленькой собачкой.
На какое-то время воцарилось молчание. Смех семей отличался от всего этого так сильно, что резал уши. Сукуна смотрел на Мишакуджи. Его профиль был окрашен ностальгией и тоской.
— Что ты делаешь? Пойдём.
Когда Сукуна сказал это, Мишакуджи посмотрел на него так, словно только что очнулся от сна. Немного смутившись, Сукуна отвёл взгляд и сказал:
— Это твой родной город, верно? Мне тоже немного интересно.
Мишакуджи вздохнул и рассмеялся.
— Да. Пойдём.

* * * * *

В Камицуре ничего не изменилось.
Конечно, это было не так. С тех пор прошло пятнадцать лет. Всё уже было не таким, как раньше. Кухонная плита пожелтела от времени, прилавок накренился и стал шатким, и волосы хозяина, расстилавшего перед собой газету, окрасились в чисто-белый цвет.
Но ничего не изменилось.
Покупателей почти не было видно. За стойкой сидел только один старик и тихо выпивал. Мишакуджи вошёл в магазин и взглянул на Сукуну, который остановился у входа.
— Если боишься, можешь подождать снаружи.
— Эй, я не боюсь!
Этот недовольный возглас, раздавшийся в ответ, привлёк внимание хозяина. Мишакуджи поднял два пальца в очень естественном жесте, глядя на него пронзительным взглядом, который отпугивал туристов, пытавшихся пошутить над ним.
— Джин-тоник и апельсиновый сок.
— А?
Хозяин недоверчиво взглянул в лицо Мишакуджи. Он моргнул два или три раза, словно пытаясь что-то вспомнить.
Однако, в итоге, хозяин так ничего и не вспомнил. Он сложил газету, достал из холодильника банку джина с тоником и апельсиновый сок и поставил их на стойку.
— Эй. Мы принимаем только наличные.
— Спасибо.
Мишакуджи расплатился у прилавка и взял банку. Затем подобрал три ящика из-под пива, которые валялись вокруг, и сделал из них импровизированные стулья и стол.
— О, эй. Ты в порядке? — удивлённо произнёс Сукуна.
— Сукуна-чан, трудно пить за стойкой.
Сукуна угрюмо посмотрел на Мишакуджи, но поскольку это было правдой, он не стал спорить и сел на ящик из-под пива. Пока Сукуна открывал крышку, Мишакуджи открыл свою банку джина с тоником.
— За здоровье, Сукуна-чан.
— За здоровье.
Они оба одновременно отпили из банки.
Попивая апельсиновый сок, Сукуна разглядывал Мишакуджи, который пил джин-тоник, так, словно увидел что-то необычное. Заметив этот взгляд, Мишакуджи наклонил голову.
— Что?
— …Ничего. Я подумал, что это необычно. Юкари, ты же не пьёшь такую гадость.
Услышав это, Мишакуджи снова взглянул на то, что пил. Частная марка, о которой он никогда не слышал, и по упаковке было ясно, что это дешёвое сакэ. На вкус оно напоминало разбавленную промышленную химию. Однако Сукуна посмотрел с интересом и сказал:
— Оно вкусное?
Мишакуджи слегка рассмеялся.
Он уже собирался спросить, не хочет ли Сукуна сделать глоток, но остановился. Не слишком ли будет для его первого напитка? Это негативно скажется на его дальнейшей жизни. Мишакуджи встряхнул банку и велел ему не заглядываться на неё.
— Ты поймёшь, когда станешь старше.
— Э-э…
Сукуна издал звук, свидетельствовавший о его уверенности, но всё же сделал глоток апельсинового сока. Мишакуджи поставил джин-тоник на коробку из-под пива, посмотрел на неработающие часы и задумался.
В то время Мишакуджи было примерно столько же лет, сколько сейчас Сукуне.
Сейя-сан. Ми-чан. Така-сан.
Он даже не мог уже вспомнить их лиц.
Однако, как ни странно, он помнил их голоса. Ми-чан радостно делает заказ, Сейя-сан сокрушается о том, что его бросили, а Така-сан утешает его. В тот момент он слышал, как эхо их голосов перекликается с шумом оживлённого Камицуре.
Джин-тоник, пивная кружка, бокал вина.
Ему стало интересно, каким бы оказался вкус, если бы он выпил с ними.
Размышляя об этом, Мишакуджи дотронулся до банки. Сколько бы раз он это ни пробовал, вкус всегда был ужасный. Выдохнув, Мишакуджи прислонился к стене.
— Эй, Сукуна-чан.
— Да?
— Взрослей поскорее. Тогда ты сможешь присоединиться ко мне и что-нибудь выпить.
Сукуна, напротив, смотрел на Мишакуджи с серьёзным выражением лица. Он выглядел обеспокоенным.
— Что? Ты уже пьян?
Мишакуджи усмехнулся. И, поставив пустую банку из-под джина с тоником, весело сказал:
— Может и так. Хозяин, чёрная смородина и апельсин.

@темы: перевод, K-Project, Рассказы по K-Project